Доску опустили, и снова из мрака выступил человек, на этот раз незнакомый. Это был мужчина средних лет, с преждевременно поседевшими волосами и бакенбардами, с широким и добрым лицом. Он уверенно перешел по доске, видимо не найдя ничего странного в такой переправе. Поблагодарив Чарла и Джо, он пошел вслед за ними по саду.

— Что это за дом? — спросил он, когда они подошли к двери.

— Харчевня.

— Так, так… Может, я здесь устроюсь переночевать. Идемте-ка со мной — промочите себе горло на мой счет за то, что помогли мне переправиться.

Они пошли вместе с ним в харчевню и там, при свете, обнаружили, что он более важная персона, чем это могло показаться по его манере говорить. Он был одет богато, но как-то нелепо — пальто, подбитое мехом, котиковая шапка, в которой ему, вероятно, было жарко днем, так как весна уже наступила, хотя ночи были еще холодные. В руке он нес небольшой сундучок из красного дерева, обитый медными полосами и перевязанный ремнем.

Заглянув в комнату через кухонную дверь и увидев, какая там сидит компания, он, по-видимому, удивился и тут же отказался от мысли о ночевке в таком доме, но, не придав всему этому большого значения, спросил несколько стаканов самого лучшего спиртного, уплатил за них, не выходя из коридора, и направился к двери, ведущей на улицу. На двери был засов, и пока хозяйка отодвигала его, незнакомец услышал разговор о потехе с чучелами, продолжавшийся в общей комнате.

— Что это за потеха с чучелами? — спросил он.

— Ах, сэр! — ответила хозяйка, покачивая длинными серьгами, с неодобрительным и скромным видом. — Это так просто, глупый старинный обычай… в наших местах это затевают, если жена у мужа… ну, скажем, не только ему женой была. Но я, как почтенная домохозяйка, этого не поощряю.

— Значит, они собираются устроить это на днях? А зрелище, должно быть, любопытное, а?

— Видите ли, сэр… — начала хозяйка с жеманной улыбкой и вдруг, отбросив всякое притворство, проговорила, поглядывая на него искоса: — До того смешно — ничего смешнее на свете нет! Но это стоит денег.

— Ага! Помнится, я где-то слыхал про что-то в этом роде. Я собираюсь приехать в Кэстербридж через две-три недели и не прочь полюбоваться на это представление. Подождите минутку. — Он повернулся, вошел в общую комнату и сказал: — Слушайте, добрые люди, мне хочется посмотреть, как вы соблюдаете старинный обычай, о котором здесь говорилось, и я не против участия в расходах… вот, возьмите.

Он бросил на стол соверен, вернулся к стоявшей у двери хозяйке и, расспросив у нее о дороге в город, ушел.

— Это у него не последние деньги, — сказал Чарл, когда соверен подобрали и передали его на хранение хозяйке. — Черт побери! Надо нам было выудить у него побольше, пока он еще был здесь.

— Нет, нет! — возразила хозяйка. — У меня, слава богу, приличное заведение! И я не допущу никаких нечестных поступков.

— Итак, можно считать, что почин сделан и мы в скором времени устроим потеху, — сказал Джапп.

— Обязательно! — подхватила Нэнс. — Как посмеешься от души, так и на сердце теплей становится — точно хлебнул горячительного, правда истинная!

Джапп собрал письма, и так как время было уже довольно позднее, решил не относить их миссис Фарфрэ до завтрашнего дня. Он вернулся домой, запечатал пакет и наутро отнес его по адресу. Час спустя содержимое пакета было обращено в пепел Люсеттой, и бедняжка чуть не упала на колени, так она была благодарна судьбе за то, что не осталось никаких доказательств ее давнего неудачного романа с Хенчардом. Хотя она в те времена оступилась скорее по неосторожности, чем умышленно, но все-таки, если бы об этом романе стало известно, он мог бы сыграть роковую роль в ее отношениях с мужем.

Так обстояли дела, когда течение обыденной жизни Кэстербриджа было прервано одним событием, и столь важным, что оно оказало влияние даже на самые низшие слои городского населения, одновременно побудив подонки местного общества усердно заняться подготовкой к предстоящей потешной процессии. Это было одно из тех волнующих событий, которые будоражат провинциальный город, оставляя неизгладимый след в его летописях, подобно тому, как жаркое лето оставляет в древесном стволе неизгладимое кольцо, по которому можно узнать, в каком году было это лето.

Один из членов королевского дома намеревался быть в городе проездом на запад, куда он следовал, чтобы присутствовать при освящении какого-то гигантского сооружения. Он изъявил согласие остановиться в городе на полчаса и принять адрес от кэстербриджского городского совета, который, в качестве представительного органа местного земледельческого населения, хотел этим путем выразить благодарность августейшей особе за важные услуги, оказанные ею науке и экономике сельского хозяйства деятельным внедрением научных методов в земледелие.

Кэстербриджцы не видели в своем городе членов королевского дома со времен короля Георга III, да и в этот последний раз они видели короля лишь при свечах, в течение тех нескольких минут, когда он остановился ночью в «Королевском гербе» менять лошадей. Поэтому горожане решили отметить это столь необычное событие церемонией с колокольным звоном. Правда, остановка на полчаса не давала возможности развернуться, но все же, тщательно продумав порядок церемонии, можно было сделать многое, особенно в случае хорошей погоды.

Один художник, мастер орнаментальной каллиграфии, написал на пергаменте адрес и разрисовал его золотом и разными красками, самыми лучшими, какие только нашлись у живописца вывесок. Во вторник, накануне знаменательного дня, собрался городской совет и приступил к обсуждению всех деталей церемонии. Дверь в зал заседаний была открыта, и во время совещания за нею раздались тяжелые шаги человека, поднимающегося по лестнице. Затем шаги послышались в коридоре, и в зал вошел Хенчард; он был все в том же изношенном, потертом костюме, том самом, который носил в былые дни, когда он сам заседал здесь среди прочих членов совета.

— Мне думается, — начал он, подойдя к столу и положив руку на зеленое сукно, — что я должен вместе с вами участвовать в приеме нашего августейшего гостя. Надеюсь, мне можно будет пойти со всеми вами?

Члены совета смущенно переглянулись, а Гроуэр чуть не откусил кончик гусиного пера, так усердно он грыз его во время наступившего молчания. Фарфрэ, молодой мэр, по должности занимавший председательское кресло, интуитивно угадал настроение собрания и, в качестве его официального выразителя, почувствовал себя обязанным высказать общее мнение, хотя охотно передоверил бы эту обязанность кому-нибудь другому.

— Вряд ли это возможно, мистер Хенчард, — сказал он. — Ведь совет есть совет, а вы уже не входите в его состав, следовательно, ваше присутствие на встрече было бы неправомерным. Если включить вас, почему не включить других?

— У меня есть особое основание требовать, чтобы меня допустили к участию в церемонии.

Фарфрэ оглядел собравшихся.