Кстати, первоначально асигару нанимали за плату, но со временем между ними и нанимателями возникали прочные узы, и наемники уже не слишком отличались от самураев. Асигару служили даймё в качестве солдат регулярной армии, а впоследствии уже получили одинаковое оружие и доспехи. Так что «Эпоха воюющих провинций» заложила еще и основы для появления в Японии первых солдат регулярной армии, которыми стали отнюдь не самураи (впрочем, и самые бедные самураи тоже!), а именно пехота асигару, главным образом состоявшая из разных аутло[23], ну и, конечно, же из крестьян.

Что же касается «Дзохё Моногатари», то эта книга является поистине уникальным описанием жизни воинов асигару, так сказать, эпохи их заката, но тем не менее она значительно обогащает наши знания о боевом искусстве средневековой Японии. Вместе с тем она же с очевидностью показывает, что здесь так же, как и на Западе, с наступлением эпохи огнестрельного оружия древнее рыцарство постепенно изжило само себя. Когда 14 октября 1866 года последний из сёгунов отказался от своего поста в пользу молодого императора Муцухито, это одновременно был и конец почти семивековой истории японских самураев. На следующий год сёгун попытался вернуть себе власть, однако первое же столкновение его сторонников с императорскими войсками, набранными из крестьян, наглядно показало, что дело самураев безнадежно проиграно. Как и столетия тому назад, они устремились в бой с луками, копьями и мечами, а их встретили огнем из современного европейского оружия – то есть все было так же, как это показали в кинофильме «Последний самурай». Наконец, самураи лишились даже чисто внешних атрибутов своего положения: в 1876 году им было запрещено ношение мечей! Институт самураев исчез, но сами они составили основу офицерского корпуса японской регулярной армии. Правда, стоит отметить, что отдельные случаи употребления офицерами самурайских доспехов имели место еще в годы Русско-японской войны 1904–1905 гг., но это были именно всего лишь отдельные, ничего не значащие случаи!

На этой ксилографии Утагава Куниёси, монах-воин из монастыря Нэгородзи, при помощи палицы канабо и нагинаты отражает летящие в него мечи.

Как и в Европе, где конные рыцари со временем разделили славу на полях сражений с пехотинцами, примерно то же самое произошло в Японии и с самураями, и с асигару. При этом даже своим вооружением они походили на европейских пикинеров и аркебузиров, что лишний раз говорит о том, что законы войны непреложны и одинаковы для всех частей света, хотя местная специфика в любом деле, безусловно, присутствует. Например, в Японии самураям значительно чаще, чем тем же самым европейским рыцарям, приходилось воевать… с монахами, которые, собственных интересов ради, прекрасно умели владеть оружием и, не задумываясь, пускали его в ход. Да, в Европе духовные лица тоже воевали – руководили войсками, а то и сами вступали в бой. Достаточно вспомнить нашего русского поединщика инока Ослябю, да и западноевропейских рыцарей-монахов. Впрочем, если уж оружие в Европе брал монах, то ему следовало придерживаться некоторых правил: ну, скажем, сражаться «без пролития крови», то есть стараться пользоваться не мечом, а булавой без шипов, хотя на рыцарей духовно-рыцарских орденов, таких, как госпитальеры или тамплиеры, это требование и не распространялось. Не следовало иноку и брать в руки арбалет, попавший под проклятие нескольких соборов, ну а во всем остальном он мало чем отличался от других воинов.

Гета – обувь монахов и крестьян.

Ну а вот в Японии в случае с монахами все было совсем не так. Получилось так, что они стали своего рода «третьей силой» в стране, хотя в основе их воинственности лежало все то же самое – жажда богатства, влияния и власти! Началось все с того, что, когда столица государства была перенесена из Нара в Киото, возникла вражда между старыми храмами Нара и новыми – основанными на горе Хиэй монастырями Энрякудзи и Миидэра. Тогда же, в августе 963 года, по приказу императора во дворце состоялся религиозный диспут, на котором обсуждались некоторые принципы веры и куда из монастырей Нара и с горы Хиэй были приглашены двадцать монахов. Но диспут оказался бесплодным, договориться на нем не удалось, напротив, он только лишь послужил поводом к новым раздорам. Не было мира и в самих монастырях. В 968 году монахи Тодайдзи даже подрались со своими соседями из Кофукудзи из-за спорного участка земли. В 981 году неудачные выборы настоятеля Энрякудзи привели к тому, что монахи в нем разделились на две партии и даже пытались убить одного из претендентов на этот пост. С другой стороны, растущие богатства храмов становились все более заманчивой приманкой для самурайских вождей, готовых ради золота на время забыть о религии. Существовала также угроза со стороны правительственных сборщиков налогов, которые гораздо смелее действовали на подлежащих налогообложению монастырских землях, чем в «дарованных» самураям владениях. Вот почему монастыри горы Хиэй посчитали необходимым создать свою собственную армию, чтобы иметь возможность дать отпор любым посягательствам со стороны. Монастырь Кофукудзи вынужден был последовать его примеру, в особенности после того, как монахи Энрякудзи напали на святилище в Киото, которое подчинялось Кофукудзи. В результате вокруг большинства самых крупных монастырей в Киото и Нара собрались многие тысячи вооруженных людей, и в течение двух последующих столетий их выступления как тревожили суеверных придворных императора, так и грозили смертью и разорением рядовым жителям Киото.