— Сэр Лай, вот вы и дома, — любезно сообщил ему Мелифаро. — Если хотите, я… Ох, ничего себе! Вы… Это как?!

Я тоже обернулась и, каюсь, профукала свой единственный реальный шанс честно грохнуться в обморок. Ну то есть так близко к этому чудесному событию я еще никогда в жизни не была и почти уверена, что уже не буду. На заднем сиденье не было никакого господина Трикки Лая. Зато там колыхалось разноцветное туманное пятно. При большом желании и развитом воображении можно было обнаружить некоторое сходство между этим пятном и нашим туланским гостем — так могло бы выглядеть его отражение в древнем, веками не чищенном металлическом зеркале.

— Вот и я смотрю: что-то со мной не так, — пожаловалось пятно.

Избранный им способ общения был любопытным компромиссом между нормальным человеческим разговором и Безмолвной речью. То есть туманное пятно явно издавало какие-то невнятные звуки, но наделить их смыслом помогал почти неразличимый голос, доносившийся откуда-то с отдаленной окраины моего собственного существа. Никогда прежде не испытывала ничего подобного. Оно и понятно: призраков я тоже никогда прежде не встречала.

Многим, я знаю, кажется, что если ты живешь в городе, где даже грудные младенцы владеют магией в достаточной степени, чтобы в любых обстоятельствах сохранять свои пеленки сухими, то уж призраки и привидения там с утра до ночи толпами шарятся по улицам и некоторые скучающие старушки заводят их вместо домашних животных. На самом деле это, конечно, не так. Как и большинство моих ровесников, родившихся в первые годы Эпохи Кодекса, я никогда в жизни не имела дела с бесплотными существами. Да и старики наши, надо понимать, далеко не каждую ночь их из своих спален мокрыми тряпками гоняли. Из рассказов отца и дядюшки Кимы я знаю, что прежде, до принятия Кодекса Хрембера, умирающий мог вызвать к себе специально обученного знахаря, из тех, кого называли Помощниками Мертвых, и благополучно стать призраком. Это считалось не слишком престижным, зато вполне надежным способом продлить жизнь сознания — как минимум на несколько сотен лет. Что происходит с призраками по истечении этого срока, неизвестно; возможно, они не просто бесследно исчезают, а, скажем, отправляются куда-нибудь путешествовать, устав от своей невнятной полужизни среди полнокровных и румяных человеческих существ.

С наступлением Эпохи Кодекса искусство превращения в призраков стало нелегальным занятием: все же Помощник Мертвых применяет сорок девятую ступень Белой и тридцать седьмую — Черной магии, не шуточки. Может быть, кто-нибудь этим и занимается, но за все время моей службы в Тайном Сыске нам такие не попадались.

Еще бывает, что человек становится призраком самостоятельно, без помощи знахаря. Но такое случается совсем уж редко. Насколько я знаю, это происходит, только если несчастный очень боится смерти или страшно злится на виновников своей гибели; еще лучше, если имеют места оба обстоятельства. Говорят, такие призраки получаются более-менее похожими на собственные прижизненные портреты. Обычно они доставляют много беспокойства живым и, как правило, бесславно гибнут от смертоносной левой руки нашего сэра Шурфа. Меня на такую охоту никогда не брали, чтобы под ногами зря не крутилась. Оно и правильно, наверное: только что я выяснила, что очень боюсь привидений.

— Это как вообще может быть? — несчастным голосом спросил Мелифаро. — Ты что, умер, пока мы ехали? У вас в Тулане все после смерти становятся призраками? Это нормально, да?!

— Это совершенно ненормально, — ответило туманное пятно. — И потом, если бы я умер, здесь валялось бы мое мертвое тело. Мне кажется, его просто украли, как кошелек из кармана — раз, и все. Я всего на минутку задремал, проснулся, а меня уже нет!..

— Украли? Тело?! У живого человека тело украли?! Так не бывает!

Давненько я не видела сэра Мелифаро в такой растерянности. Думаю, только потому и не стала падать в запланированный обморок: поняла, что могу пропустить все самое интересное.

Поскольку с обмороком ничего не вышло, я попробовала послать зов Джуффину. Понятно ведь, что без него тут не обойдешься. Но связаться с шефом было невозможно. Видимо, уже добрался до Иафаха и принялся любезничать с леди Сотофой, предварительно позаботившись, чтобы его никто не мог отвлечь. У сэра Джуффина Халли достаточно могущества, чтобы никого не слушать и ничего не слышать, когда он этого не желает. Вот только зря он этим пользуется, честно говоря.

— И еще шеф на связь не выходит, — пожаловался Мелифаро. Он, надо понимать, тоже безуспешно пытался докричаться до начальства.

— Ага. И ведь в кои-то веки срочно понадобился, — вздохнула я. — Ладно, раз так, разбужу сэра Шурфа. Может, он знает, что в таких случаях делают?

— О! Уж он-то знает, не сомневаюсь! — невесело ухмыльнулся Мелифаро. — Ты вот чего… Ты спроси, конечно, но сюда его не зови. А то угробит все, что от нашего гостя осталось…

— Если бы Шурф был таким придурком, как ты его себе представляешь, он бы, пожалуй, начал с тебя, — огрызнулась я.

— Не сомневаюсь, что вы примете разумное решение, господа, но имейте в виду: я бы предпочел сохранить хотя бы те остатки себя, которые имеются в моем распоряжении, — вежливо заметил призрак. — То есть я не хочу лезть не в свое дело, но если есть возможность не убивать меня окончательно, постарайтесь не упустить ее из виду.

— Мы постараемся учесть ваши интересы, не сомневайтесь, — пообещала я.

Вообще-то я не всегда такая злая дура, а только если меня хорошенько напугать.

Мелифаро принялся утешать призрака, которого мое обещание, мягко говоря, не слишком успокоило, а я наконец послала зов Лонли-Локли.

К счастью, сэр Шурф спит очень чутко. То есть разбудить его Безмолвной речью проще простого, не то что большинство из нас. И, что самое поразительное, он даже спросонок мыслит очень ясно. Одно удовольствие иметь с ним дело. Выслушал мой сбивчивый рассказ, то и дело перемежаемый жалобами на Джуффина, которого, дырку над ним в небе, совершенно невозможно дозваться, когда он действительно нужен. Напомнил мне простенькое дыхательное упражнение, которое показал вчера, и велел повторить его хотя бы с полдюжины раз. А он, дескать, пока обдумает случившееся.

Минуту спустя, когда я не то чтобы успокоилась, но с удивлением поняла, что в принципе это возможно, Шурф заговорил: «Я вспомнил все, что читал о таких случаях, и пришел к выводу, что мои познания в этом предмете сугубо теоретические, вам они ничем не помогут. Думаю, наилучшее, что тут можно сделать, это попросить сэра Джуффина немедленно с вами связаться. К счастью, это в моих силах. Пожалуй, именно так я и сделаю».

«Но я же говорю тебе: до него невозможно докричаться!» — в отчаянии завопила я.

Если бы это была не Безмолвная речь, а обычная, у Шурфа, не сомневаюсь, уши заложило бы. А так он и бровью не повел.

«Запомни, леди Меламори, — строго сказал он. — Нет на свете невозможных вещей. Бывают только вещи невозможные лично для тебя — причем временно невозможные, если правильно к ним относиться. Это, разумеется, касается не только умения в любых обстоятельствах докричаться до нашего начальника».