— Да, но это ещё не всё, — тихо сказала она.

— М-м-м? — тут же насторожился я.

— Утром под дверь дома родителей, когда я привезла туда Хосе, подкинули полный пакет денег и вот эту записку, — она протянула мне небольшой обрывок бумаги, на котором корявыми буквами было написано.

— «Отзовите русское КГБ».

— Они ничего не поняли, а я не стала им говорить, — девушка смотрела на меня словно на бога, — мы решили взять деньги. Вы скажите тем страшным людям, чтобы они больше не трогали похитителей?

— Ну если все счастливы и довольны, то конечно поговорю с ними сегодня, — успокоил её я.

— Сеньор Иван, — она поцеловала мои руки, — я отныне ваша рабыня, любое ваше слово для меня закон. Просите всё, что хотите.

— Для начала Мария, мы вспомним, что рабство давно отменили, — я поднял её опять с колен, — ну и главное, если не хочешь, чтобы эти люди пришли за вами, то все должны держать рот на замке.

— Конечно сеньор Иван, — она испугалась по-настоящему, — да никто и не знает ничего, с вами договаривалась только я. Даже родители не в курсе.

— Ну вот и отлично, — я провёл рукой по её щеке, — занимайся своими делами и веди себя как раньше.

— А можно мы с вами ещё раз встретимся? — с надеждой посмотрела она на меня.

— Нас не должны больше видеть вместе, — я покачал головой, — такое было условие тех людей. Они не хотят, чтобы с этой историей связывали советских спортсменов.

— Жаль, — она загрустила, — мне правда очень понравилось быть с вами, хоть изначально меня и заставили.

— Ну, главное твой брат в безопасности, — улыбнулся я, — так ведь?

— Разумеется сеньор Иван, — она поцеловала мои ладони, — спасибо вам ещё раз. И храни вас и тех людей, Бог.

— До свиданья Мария, помни, мы с тобой теперь не должны разговаривать!

Она быстро закивала головой, и мы расстались.

Идя к себе, я тяжело вздохнул.

— «Задурил голову бедной девочке всякой мистикой, теперь будет чёрт-те что думать про русских».

Но это было наилучшим решением, раз она так во всё это поверила, а судя по тому, с каким придыханием она говорила теперь слово «КГБ», я представлял, что она там себе по напридумывала. К счастью, меня это больше не касалось, и нужно было думать, как после целой ночи беготни, лазания и стрельбы, бежать полуфинал и финал на 400 метров — дистанция, бег на которой и в обычное-то время для меня было проблемным делом из-за разной техники бега.

***

Перед тем, как отправиться на стадион, я, сидя в автобусе, заметил, как в квартале стало много полиции, едва не втрое, чем было до этого.

«Посмотрим, что будет завтра в газетах, — подумал я, закрывая глаза и не представляя себе, как я побегу сегодня дистанции».

Едва успев вздремнуть, как меня разбудили, поскольку мы прибыли на стадион и ко мне в раздевалке подошёл главный тренер сборной, сообщивший «отличную» новость, ну с его точки зрения конечно, что я заявлен и на эстафету 4 по 100.

— Гавриил Витальевич, ну какая эстафета, я на 400 метров сейчас сдохну, — качал я головой, — вообще не понимаю, как я на это согласился. У меня нет сил, всё, я выжатый как лимон, после этих трёх дней.

— Ваня, нужно просто пробежать, мы все понимаем, что надежды очень мало, но снимать команду будет ещё хуже, — продолжал уговаривать он меня.

— То есть я после полуфинала 400 метров, должен попасть в финал, а потом ещё квалификации на эстафету 4 по 100 бежать? Вы смерти моей хотите?

— Вань, есть такое слово надо, а после Олимпиады мы тебя похороним с честью. Военный салют, торжественные речи, всё по правилам, — самое страшное, что он говорил это всё без малейшей улыбки на лице.

— Ладно, но результат будет нулевым, — отмахнулся я от него, — потом не говорите, что я вас не предупреждал.

— Спасибо Вань, — он обрадовался, пожал мне руку и побежал дальше.

На полуфинал дистанции 400 метров я шёл словно на эшафот, сил не было вообще, как и желания бегать. Предыдущие два дня и правда отняли много сил, а эта ночь доконала меня окончательно. Словно робот я прошёл к своей дорожке, поправил стартовые колодки и приготовился.

Выстрел и тело само делало всю работу, а я стал словно сторонним наблюдателем, которому было всё равно, лишь бы от него наконец отстали и дали выспаться. Несмотря на ожидания стадиона, чуда не случилось ни сейчас, ни в финале, я просто каким-то неведомым образом смог стать третьим после того, как один из американских бегунов запнулся при беге и упал. Первые два места заняли американцы, четвёртым прибежал тоже их сокомандник Рон Фримен, а я, благодаря его ошибке пришёл третьим. Победители радовались, а я, опустошённый до нуля, с трудом дождался награждения и потом взятия допинг-проб. Вернувшись к радостным тренерам, которые поздравляли меня с бронзовой наградой, я просто упал на скамейку, без движения.

Надо мной склонился Кузнецов.

— Насколько всё плохо Ваня.

— Я труп Сергей Ильич, — признался я, — больше никогда не побегу две дистанции подряд. К тому же я чётко понял, что 400 метров не для меня, после первых двух более скоростных дисциплин.

— Вань ну это очень почётно, ты бронзовый Олимпийский призёр! — попытался он мне доказать, — уже три медали у тебя в зачёте!

— Я бронзовый труп Сергей Ильич, поэтому никаких больше средних дистанций, никогда, — я закрыл глаза, — Денис, готовь меня, скоро эстафета.

При виде дохлого меня, приуныли и мои сокомандники, так что выходили мы на квалификационные забеги уже с мыслью о поражении, что конечно же и случилось, мы не смогли отобраться даже в четвертьфинал. Радости это никому из спортсменов и тренерскому штабу понятное дело не принесло, один я был счастлив, что для меня всё наконец закончилось. Поэтому, едва я сел в автобус, отвозящий нас обратно, как я тут же уснул.

***

В кабинете начальника Третьего главного управления стояла тишина. Пятеро человек, молча рассматривали фотокопии, передавая их между собой. Первый, кто посмотрел всё, поднял взгляд на ожидающего их вердикта генерала.

— И? — вместо ответа, задал он сам вопрос, — как это связано с нами?

— Вчера по линии Одиннадцатого отдела пришёл запрос от мексиканцев, — пояснил тот, — они попросили нас не проводить больше операций так близко с