— Выявлено со вчерашнего вечера, — сказал Камерон, решив проигнорировать лицемерную дурь партнера, поднял крышку «Эриксона» и показал Желякову мигающую оранжевую точку. — Заглушено. Хотите проверить?

— Я доверяю вам, — молвил Желяков.

Хитрец желал выявить электронный арсенал собеседника: обнаруживаются ли им российские копии южнокорейских «жучков» и, если да, то способны ли глушить их?.

— Конечно, конечно, это взаимное чувство, — ответил Праус и сделал приглашающий жест в сторону кресла. — Что-нибудь выпить?

Желяков сам дотянулся до мини-бара, с хрустом свернул крышку со шкалика «Столичной», провел горлышком по усам под коротким боксерским носом. Лицо утратило выражение напряженности. Не в предвкушении выпивки, конечно. Виктор Иванович запашком родимой усугублял чувство удовлетворения от качества работы зарубежного партнера. Свалился в гостиницу, словно на парашюте, и играючи, кнопкой на мобильном, нейтрализовал изощренную прослушку. Но это, во-вторых. А во-первых, фактически объявил о согласии переправить доллары, поступившие от Хабаева за аренду Горы.

Выходило, что и разговаривать больше не о чем. Предмет переговоров исчерпан, остается обсудить детали, как говорится, на уровне экспертов: куда доставить и кто примет «товар»? Ну и, конечно, сколько процентов за транспортировку… Что же еще? Деньги деньгами, они в рамках технической взаимопомощи, а по службе… Ну, повидались, это хорошо, у каждого она, эта служба, конечно, своя. Так что в остальном повоюем, как и положено.

— Картонок получится меньше. Часть денег разойдется здесь, — сказал Желяков.

Ветер только крепчал, паруса становились упружистей.

— Разойдется вниз или разойдется вверх? — спросил, почти ликуя, Праус.

— Почему вы интересуетесь?

— Не желаете отвечать, не отвечайте, — сказал Камерон и добавил: Почему не пьете водку, плохая?

— Обычно я не пью… Когда-то — да, и сильно. Теперь только вдыхаю аромат. Испытываю волю… Обычно не вылечиваются.

«Теперь можно заложить галс покруче к ветру», — подумал Праус и сказал:

— Я слышал, особенно трудно излечиваются от алкоголизма женщины. Вообще, говорят, не выздоравливают… До меня донеслось, что вы просили за одну… Устраивали её по просьбе вашего сослуживца в специальную клинику здесь, в Москве.

— Надо же, — сказал Желяков. — Как сплетни-то ходят. Кто же этот сослуживец… или, по крайней мере, за кого он просил? Намекните…

— Натали Шемякина.

— А, помню… Действительно устраивал по знакомству даму с таким именем, действительно просил сослуживец. Бывший.

— Ефим Шлайн его зовут, — сказал Праус Камерон с простоватым видом. Полковник эф-эс-бэ, кажется. Отдел экономической контрразведки. Не так ли?

Оба помолчали.

— Речь зашла, как я понимаю, об ответной услуге? — спросил Желяков. Вам очень нужен Шлайн?

Ему нравился ход переговоров. Возможность расплатится за транспортную услугу протухшим товаром пришла сама по себе. Отчего бы не сдать этому типу Шлайна, который если и выберется с Кавказа, то только в отставку.

— Шлайн уже никому не нужен, — сказал Праус Камерон. — Господин Хабаев информировал меня, что вы просили его службу безопасности отпустить на все четыре стороны агента Моссада, захваченного в предполье его… э-э-э… штаб-квартиры. Хабаев согласился.

— А вам почему он интересен?

— Ефим Шлайн, я знаю, вам не коллега. Он не из вашей конторы… Вы ничего не потеряете. Скорее наоборот. Я бы на вашем месте нашел на Кавказе кого-нибудь, кому служба Хабаева сдала бы с рук на руки этого… моссадовца. Скажем, Шлайн ввязался в чеченскую свалку именно как агент Моссада. А потом сигнализируйте руководству Шлайна, где он оказался, этот провалившийся полковник, и намекните, по чьему приказу. Мол, явно работал на Моссад. Вот и все… Господина Шлайна, с моей непросвещенной точки зрения, преследуют серьезные хвори, и, как следствие, отставка по собственному желанию в связи с невозможностью продолжать службу ему крайне необходима… Это наилучший исход.

Виктор Иванович ухмыльнулся.

— Неправильно понимаете, — сказал, поморщившись, Камерон. — Никакого рукоприкладства. Я выразился фигурально…

И, исказившись в лице, дергая щекой, почти закатив глаза, он схватил за лацканы пальто Желякова и вытянул на себя из кресла.

«Эпилептик?» — прикинул Виктор Иванович, спокойно выжидая конца припадка. Сверхскорости двадцать первого века крошили в пыль и не такие мощи. В спецконторах народ сгорал, как свечки. Праусу Камерону, наверное, далеко за восемьдесят. Хотя старикашка, судя по тому, что вытворяет — слава Богу, не при людях, — ещё сильный и жилистый…

Камерон тряс Желякова и кричал шепотом:

— Месть! Месть…

Яхту Прауса несло на всех парусах, она предельно кренилась и почти сушила киль, чуть ли не на борту перепрыгивая с волны на волну. Высший класс! Неповторимый момент!

Камерон заставил себя расслабится.

Желяков осел в кресле.

— Шлайн так напакостил вам? — спросил он участливо.

«В сущности, если бы не Шлайн, — подумал Праус, — убивать цэрэушника Бервиду мне не пришлось бы…»

— Извините, пожалуйста, — сказал он. — Длинная цепь причин, начало которой положил Шлайн. Дело давнее… Он переиграл меня в Казахстане. Его человек сосканировал подлинники документов, из которых явствовали миллионные откаты по нефтяному контракту. За обеспечение безопасности документов отвечал я… Служебное расследование могло кончиться отставкой без права на пенсию. Вы человек службы, господин Желяков, вы понимаете, что это такое…

«Понимаю, конечно, — подумал Желяков. — Воровать много не дают».

— Давайте грохнем Шлайна, — сказал Виктор Иванович, проникнувшись пониманием. — И будете квиты!

— Маловато. Я хочу опустить полковника… Пусть Шлайна выгонят со службы с позором, пусть он придет к вам и попросится на работу, и вы когда-нибудь пришлете его ко мне связником. А я напомню ему о его подвиге… И заставлю ползать и лизать мои плевки. Только так и не иначе…

Желяков протянул Праусу открытый шкалик и сказал:

— Выпейте за это и успокойтесь. Дело, в общем-то, не стоит таких переживаний… Просто устали немного, видимо… Эх! Енть…

Праус Камерон принял шкалик, поставил его на стол, открыл холодильник мини-бара и взял свежий.

Обнюханный не стал потреблять, отметил Виктор Иванович. Наклонившись, спросил чмокавшего из узкого горлышка, как младенец из соски, Прауса Камерона:

— Женщину упоминали. Зачем?

Праус продышался и ответил вопросом:

— Что значит — зачем?

— Да, зачем?

— Вам знакомо имя Шемякин, Бэзил Шемякин?

— Нет.