– Потому что Каюзак держал себя, как Каюзак – он шумелза троих, распоряжался за всех, громыхал и привередничал, а главное, именно онплатил деньги… Его попросту приняли за главного и постарались скрутить в первуюочередь его…

– Это разумно… – пробормотал де Вард. –Сколько же еще засад будет на дороге?

– Как знать, – сказал д’Артаньян, натягиваяповодья. – Вот попробуйте с ходу определить, засада это или здешнийгубернатор заботится об удобствах проезжих…

Он кивнул вперед, где дорога опускалась вниз, сжатая двумякрутыми откосами так, что объехать это место стороной, проселками, было быневозможно. С дюжину скромно одетых людей копошилось в низине с лопатами имотыгами среди свежевыкопанных ям, вроде бы не обращая внимания на нашихпутников, – но располагались они так, что вольно или невольно заслонялипроезд полностью.

– Они чинят дорогу… – сказал де Вард, внимательноприглядываясь. – Или делают вид, что чинят?

– Пока что они лишь выкопали кучу ям, сделав дорогупочти непроезжей, – тихонько ответил д’Артаньян. – Все это можнотолковать и так и этак…

– Я сейчас потребую…

– Тс, граф! В нашем положении лучше будет вежливопопросить…

С этими словами гасконец тронул коня, подъехал шагом кближайшему землекопу – тот и ухом не повел, хотя не мог не слышать звучноешлепанье конских копыт по глинистой почве, – и вполне вежливо произнес, обращаяськ согбенной спине:

– Сударь, не посторонитесь ли, чтобы мы могли проехать?

– Пошел вон, – громко проворчал землекоп, неразгибая спины, продолжая орудовать лопатой. – Буду я ради всякоговисельника от серьезного дела отрываться…

Кровь бросилась д’Артаньяну в лицо, но он сдержался иповторил спокойно:

– Сударь, не посторонитесь ли?

– Чего они так спешат? – громогласно вопросил одинземлекоп другого, так, словно они находились друг от друга на расстоянии футовста, а не в двух-трех, как это было на самом деле. – Черти, что ли, заними гонятся?

– Не черти, а стража, надо полагать, – так жегромко ответил тот, упорно не глядя в сторону путников. – У них напохабных мордах написано, что полиция им – как нож острый. Сперли что-нибудь вКревкере, вот и уносят ноги…

«Это все же странно, – подумал д’Артаньян, украдкойоглядевшись и примерно прикинув, где следует прорываться при нужде. –Трудно, конечно, ожидать от землекопов и прочих дорожных рабочих изящных манер,народ это в большинстве грубый и неотесанный, но все равно не самоубийцы жеони, чтобы вот так, с ходу и хамски, задираться с четырьмя хорошо вооруженнымипутниками, из которых ровно половина – несомненные дворяне? Ох, подозрительно…»

– А может, они и не воры, – вмешалсятретий. – Что ты на добрых людей напраслину возводишь, Жак Простак? Может,они – парочка голубков с итальянскими привычками, а в Кревкере такого не любят,как и по всей Франции… Как ты думаешь, кто у них муженек, а кто женушка?Усатенький охаживает безусого или наоборот?

– Я так думаю, что обоих этих франтиков охаживают тедва молодца с продувными рожами, – отозвался еще один. – По рожамвидно, что не раз сиживали за то, что зады повторяли. А молоденькие у нихзаместо-вместо девочек…

– Может, они и Рюбену сгодятся? – захохотал еще один. –Рюбен у нас в Италии воевал, нахватался тамошних привычек… Эй ты, безусый,может, сойдешь с коня и на четырки встанешь? Рюбен тебе два пистоля заплатит…

– С дороги, мерзавцы! – воскликнул д’Артаньян, вкотором все кипело гневом. – Или, клянусь богом…

Он замолчал, подавив неудержимый гнев, и всмотрелся в самогодальнего землекопа, показавшегося ему смутно знакомым: исполинского роста, какни старается сгорбиться, прячет лицо, но…

– Вперед, де Вард, вперед! – отчаянно закричалд’Артаньян, пришпорив жеребчика так, что тот, фыркая, прямо-таки прыгнулвперед, сшибив грудью землекопа, с оханьем улетевшего спиной вперед в глубокуюяму. – Это Портос, Портос! Засада!

Землекоп исполинского роста резко выпрямился, отшвырнувлопату, запустил руку за ворот грубой рубахи – и прямо перед грудью коняд’Артаньяна шумно прожужжала пистолетная пуля.

– Вперед, вперед! Засада!

Краем глаза д’Артаньян видел, как мнимые землекопы, отступивк канаве, вытаскивают оттуда мушкеты, ожесточенно, с исказившимися лицамираздувая тлеющие фитили…

Всадники рванулись вперед, сшибив неосторожного, неуспевшего убраться с раскисшей дороги, мелькнуло перекошенное от ужаса лицо,копыта жеребчика звучно стукнули во что-то мягкое – но гвардейцы уже вырвалисьиз низины.

Вслед им загремели выстрелы, зажужжали пули, с тугимфырчаньем рассекая воздух, – и д’Артаньян отметил почти инстинктивно, чтоих жужжанье все время слышалось по обеим сторонам и ниже, на уровне колен илипояса… «Они стреляют по лошадям, – сообразил гасконец, давая конюшпоры. – Исключительно по лошадям, мы им нужны живые…»

Повернув голову, он убедился, что маленький отряд не понесурона: все трое спутников, растянувшись вереницей, скакали следом. Далеко встороне пропела в качестве последнего привета пуля – пущенная уже наобум, вбелый свет…

– Сворачивайте налево, д’Артаньян, налево! –послышался сзади крик де Варда. – Поскачем проселочной дорогой! Налево!

Д’Артаньян последовал совету, и кавалькада свернула на узкуюи петлястую, немощеную дорогу, извивавшуюся среди полей и чахлых яблочныхрощиц. Черный жеребец де Варда обошел его коня на два корпуса…

И рухнул на всем скаку, перевернувшись через голову, словнопораженный ударом невидимой молнии. Всадник, успевший высунуть ноги из стремян,покатился в пыли.

Д’Артаньян молниеносно поворотил коня, натянув поводья так,что жеребчик взмыл на задних ногах, молотя передними в воздухе. Присмотрелся клежавшему неподвижно коню – и охнул. По черной шкуре, мешаясь с обильной пенойи окрашивая ее в розовый цвет, ползла широкая темная струя.

Скакуна все же поразила пуля, единственная меткая извсех, – но благородное животное сумело прежним аллюром проскакать еще неменее лье, прежде чем испустило дух, умерев на скаку…

– Граф, как вы? – вскричал д’Артаньян.

Де Вард, перепачканный пылью с ног до головы, пошевелилруками и ногами, попытался сесть. Страдальчески морщась, отозвался:

– Похоже, я себе ничего не сломал. Но грянулся оземьздорово, все тело – как чужое…

– Я вам сейчас помогу…

– Нет! – вскричал граф так, что шарахнулисьлошади. – Со мной ничего серьезного, отлежусь и отдышусь! Вперед,д’Артаньян, вперед! Галопом в Париж, вы теперь наша единственная надежда… Живо!

Не было времени на проявление дружеских чувств и заботу опострадавшем. Признавая правоту де Варда целиком и полностью, д’Артаньян лишькрикнул Любену, чтобы тот оставался с хозяином, и пришпорил коня. Поредевшийотряд, состоявший лишь из гасконца и его верного слуги, галопом мчалсяпроселками, окончательно перестав щадить коней.