– Уйдите, – прошептала я, – прошу вас, оставьте меня в покое…

Вышел, и я закрыла глаза.

Что же мы наделали?

– Родная, просыпайся, – мама открыла портьеры, – у нас гости.

– Доброе утро, – солнышко осветило комнату, – и кто?

– Оливье, – поморщилась.

– Все еще болит? – испугалась мама.

– Немного, – вранье, нога почти не беспокоила, – кто-то еще?

– Мсье Лерой-старший и герцог Норд-Адер, – она посмотрела на свои руки и добавила: – С дочерьми.

– Пришли справиться о здоровье мсье Премьера?

– Вероятно, – она пожала плечами, – он так плох…

– Мне нужно отправить Роланду сообщение, – встала я с кровати, – я скоро спущусь. Спасибо, что предупредила.

– Жду тебя в столовой, – сообщила мама, а я направилась в ванную.

Черное платье, черные туфли, черная душа… и белые волосы, убранные в высокий пучок.

Достойная дочь Нордин, кого ты хоронишь сейчас?

Может быть, это ты там, в устланном белым атласом ящике?

Жива ты? Мертва?

Горсть земли в руках Элиаса. Летит в восковое лицо. Закрыть крышкой, засыпать, забыть.

Это лучше, чем жить. Так жить…

– Фрекен вон Редлих, – Элиас стоял у моей двери, – вашу руку.

– Мсье Белами, – черное кружево на холодных пальцах. Взяла его за локоть и выдавила улыбку:

– И давно вы ожидаете?

– Недавно, – ответил он и так же натянуто улыбнулся, – несколько лет. Впрочем, об этом позднее. Прибыл ваш жених, мадмуазель.

– И ваша невеста, мсье.

– И моя невеста, – согласился Элиас и наклонился ко мне, – где же радость от встречи, Ника? – губы коснулись уха.

– Я северянка, – пожала плечами, – нам не свойственны эмоции.

– Верно, – взял мою руку и поцеловал, – северянка.

Не заметила, как дошли до столовой. Слуга распахнул двери.

Оливье и мама, мсье Сусс, две его дочери и Юлиан Лерой.

– Невероятно, – приветствовал меня герцог Сид-Адер, – как вы похожи на Эллен! – Мужчина подошел и поклонился мне.

– Нордин, – улыбнулась я, – мы все похожи. – Оливье смотрел туда, где моя рука касалась тонкой рубашки Элиаса.

Бывший друг… как жаль, что я не могу ничего тебе дать…

Нужна ли тебе такая любовь?

– Я был знаком с мадам Белами, – сообщил Юлиан, – как жаль, что она ушла из жизни так рано.

– Жаль, – забрала руку, Оливье потянулся к фарфоровой чашке, – а где же мсье Фредерик? – задала я вопрос.

– Мсье Белами по-прежнему плохо себя чувствует, – ответил Норд-Адер, – доктор сказал, ему нельзя волноваться, – он перевел взгляд на старшую дочь, – даже невесту не пустили.

– Печально, – повернулась к Элиасу, – присядем?

– Конечно, – он подвел меня к столу, выдвинул стул и поклонился.

Расселись.

«Не хватает лишь Грегори». – Забавная мысль.

– Чему вы улыбаетесь, Ваша Светлость? – поинтересовался мсье Лерой.

– Солнцу, мсье, – посмотрела на него, – сегодня чудесная погода.

– Эллен тоже любила солнце, – прошептал Юлиан, – она и была солнце… Все мы грелись в ее лучах…

– И не только грелись, – я посмотрела в желтые глаза, – кого обожгло это солнце? Почему погибла принцесса Нордин? – На миг показалось, что на меня смотрит волк. Злоба, ненависть, страх, боль. Что же связывало вас с Эллен, южный герцог? Сдержался, ответил:

– Этого никто не знает, – сахар, не много ли сахара вы добавили в чай? – к сожалению.

– К сожалению, – подтвердила я и с интересом смотрела, как Юлиан пригубил терпкий, а теперь уже отвратительно сладкий чай.

– Фрекен вон Редлих, – вступила в разговор Агата, – применение хлора, это ведь ваша заслуга? – Мама дернулась, Элиас закаменел. – Каково это, знать, что ты убил сотни тысяч людей? Где вы потеряли человечность, Ваша Светлость?

– Сотни тысяч врагов, – поправила я ее и улыбнулась, – врагов, мадмуазель Сусс. А знание… меня это не трогает, – посмотрела на нее в упор, – меня вообще мало что трогает.

– Человечность, – Элиас потянулся за яблоком, – когда несколько сотен раненых и маленький отряд полевых медиков уничтожает чужая армия? Когда мародеры грабят мертвых, когда солдаты насилуют женщин и детей, о какой человечности ты говоришь, Агата? – Он разрезал яблоко на две равные части и протянул мне половину красного плода.

– Угощайтесь, – облизнул губы, – в Саомаре чудесные яблоки. – Взяла и поднесла ко рту.

Восхитительный аромат лета. Помню, как Жан отдавал мне лучшую часть своего пайка. Как мы сидели на кухне, как Доминик на ходу сочинял нелепицы, чтобы отвлечь меня от того ужаса, который мы видели каждый день. Как Анаис обнимала меня, быстро, крепко, так, чтобы никто не видел этой странной и ненужной на войне нежности.

И тот день, тот день, когда никого из них не стало, тот день я тоже помню…

– Анаис, Клэр, Жан, Доменик, Жерар, – прошептала я, прикрыв веки.

– Прошу простить меня, – Агата выскочила из-за стола. Слуга еле успел открыть перед ней дверь. Северный герцог нахмурил брови.

– Все в порядке, мсье Сусс. Волнение перед предстоящей свадьбой, я все понимаю. Мсье Лерой, – вновь обратилась я к Юлиану, – почему с нами нет вашего сына? – мы оба знали ответ, но его версия вызывала интерес.

– Ему сегодня нездоровится, – он так ничего и не съел. Лишь пустая фарфоровая чашка и желтые глаза, которые он не сводил с моего лица.

– Насморк? – подняла бровь.

– Головные боли, – усмехнулся Юлиан, – я бы хотел пригласить вас на пикник, показать вам Саомар с воды. Поверьте, это великолепное зрелище.

– Моя невеста уже успела восхититься Муарой и ее притоками, – Оливье откинулся на спинку стула, отставив бокал, – вряд ли это предложение ее заинтересует.

– Отчего же, – улыбнулась жениху, – я люблю морские прогулки.

– Замечательно, – сказал Лерой, – жду вас всех завтра на причале.

– Как называется ваше судно, мсье Юлиан? – задала я вопрос.

– «Северная принцесса», Ваша Светлость, – ответил мужчина. – Но я задержался, – он грациозно поднялся, – всего хорошего.

– До встречи, – попрощалась я.

Южный герцог был немногим старше Фредерика, десять-пятнадцать лет. Вероятно, в молодости это был очень привлекательный мужчина. Сейчас же желтые глаза в сочетании с длинными, убранными в хвост полностью седыми волосами вызывали странное чувство. Опасение, как перед хищником, запертым в клетке.