Но не доходя до нее, он резко повернул направо, задев рукавом ее руку.

– Ты собиралась когда-нибудь сказать мне, что мы с тобой раньше встречались?

Губы Софи дрогнули, но она молчала.

– Собиралась или нет? - тихо спросил Бенедикт, хотя сдерживать себя ему стоило невероятных трудов.

– Нет, - дрожащим голосом ответила Софи.

– Вот как?

Молчание.

– А почему?

– Мне это казалось… неуместным.

Бенедикт круто обернулся.

– Неуместным?! - крикнул он. - Я влюбился в тебя два года назад, а тебе это показалось неуместным?!

– Может быть, ты все-таки поможешь мне снять шарф? - прошептала она.

– Оставайся слепой!

– Бенедикт, я…

– Как я был слеп весь этот месяц! - сердито продолжал он. - Посмотрим, как тебе это понравится.

– И вовсе ты не влюбился в меня два года назад, - бросила Софи, пытаясь снять шарф.

– Откуда ты знаешь? Ты же сбежала.

– Я должна была сбежать! - крикнула она. - У меня не было другого выхода!

– У всех людей всегда бывает выход, - снисходительно проговорил Бенедикт. - Это называется собственным желанием.

– Тебе легко говорить! - вспылила Софи. - Тебе, у которого всегда все было! А я должна была… Уф! - Наконец-то ей удалось стащить шарфы, и теперь они болтались у нее на шее.

Свет ударил ей в глаза, и Софи заморгала, но тут взгляд ее упал на лицо Бенедикта, и она поспешно сделала шаг назад.

Глаза его метали молнии, и в то же время в них застыла такая боль, что Софи поразилась.

– Рад видеть тебя, Софи, - проговорил Бенедикт подозрительно тихим голосом. - Если, конечно, это твое настоящее имя.

Софи кивнула.

– Кстати, - заметил Бенедикт чуть более небрежным тоном, чем следовало бы, - если ты попала на этот маскарад, значит, ты никакая не горничная?

– Я горничная, - поспешно сказала Софи. - Я не имела права там быть.

– Это все не так уж важно. Самое главное - ты мне солгала.

– Я должна была это сделать, - прошептала Софи.

– Да будет тебе! Что бы случилось такого ужасного, если бы ты мне открылась?

Софи молчала, не зная, что сказать. Здесь, в детской, когда он стоял рядом, дыша праведным гневом, она никак не могла вспомнить, почему решила скрыть от него, что она та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада. Может быть, боялась, что он захочет сделать ее своей любовницей? Но это все равно произошло.

А может быть, сначала просто побоялась, а потом посчитала, что уже поздно? Если бы она, уже попав в дом его матери, призналась, кто она такая на самом деле, он бы наверняка пришел в ярость и накинулся бы на нее за то, что она ему сразу об этом не сказала. Что, собственно, сейчас и происходит, подтверждая тем самым ее правоту.

А может быть, все дело в том, что ее гордость была уязвлена. Она испытала острое разочарование оттого, что он сам ее не узнал. Если та ночь на балу-маскараде имела такое же огромное значение для него, какое имела для нее, почему он тотчас же ее не узнал? Два года она мечтала о встрече с ним. Два года каждую ночь видела его во сне. А он, увидев ее, не узнал…

А может быть, все гораздо проще? Может быть, она просто хотела себя обезопасить?. Не зная почему, она чувствовала себя в большей безопасности в образе безвестной горничной. Если бы Бенедикт знал, кто она такая - или по крайней мере знал, что она и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада, - он стал бы преследовать ее. Упорно преследовать.

Конечно, он преследовал ее и считая горничной, но это совсем другое. Софи была в этом совершенно уверена. Ее социальный статус, а вернее - отсутствие такового, являлся для нее защитой. Такой человек, как Бенедикт - сын и брат виконта, - никогда не женится на служанке. А вот женится ли он на незаконнорожденной дочери графа? Нет, конечно. Однако в отличие от служанки незаконнорожденная дочь графа имеет право мечтать.

Но ее мечты, как и мечты служанки, никогда не сбудутся. Софи понимала, что чем больше она будет мечтать, тем большую боль принесут ей эти мечты. И всякий раз, когда она уже вот-вот была готова выдать свою тайну, она останавливалась, чувствуя, что, если скажет Бенедикту правду, сердце ее будет навеки разбито.

"Что сейчас и произошло", - с горечью подумала Софи.

– Я искал тебя. - Тихий, проникновенный голос Бенедикта,

Глаза Софи изумленно расширились и наполнились слезами.

– Искал? - прошептала она.

– Целых полгода, черт подери! Но ты как сквозь землю провалилась.

– Мне некуда было идти, - сказала Софи, сама не понимая, почему ему это говорит.

– У тебя был я!

Слова тяжело повисли в воздухе. Наконец Софи, в запоздалом порыве честности, проговорила:

– Я не знала, что ты меня искал. Но… но… - Она запнулась и закрыла глаза: так вдруг стало больно.

– Но что?

Софи судорожно сглотнула и, открыв глаза, поспешно отвела их в сторону, опасаясь смотреть Бенедикту в лицо.

– Даже если бы я знала, что ты меня ищешь, я бы не позволила тебе меня найти.

– Я тебе настолько неприятен?

– Нет! - выкрикнула Софи, взглянув ему прямо в глаза. В них застыла боль. Бенедикт умело ее прятал, но Софи уже достаточно хорошо его знала, чтобы разглядеть ее. - Нет, - повторила она, пытаясь говорить спокойным, ровным голосом. - Вовсе не поэтому.

– Тогда почему?

– Мы с тобой, Бенедикт, принадлежим к разным мирам. Уже тогда, когда мы с тобой впервые встретились, я знала, что у нас с тобой не может быть общего будущего. Тешить себя несбыточной мечтой? Нет, я не могла на это пойти. Это было бы слишком больно.

– Кто ты? - неожиданно спросил Бенедикт. Софи уставилась на него, застыв на месте.

– Скажи мне, кто ты? То, что ты не горничная, - это совершенно очевидно, черт подери!

– Я именно та, за которую себя выдаю, - проговорила Софи и, ощущая на себе яростный взгляд Бенедикта, поспешно прибавила:

– Почти.

Бенедикт шагнул к ней.

– Кто ты?

Софи попятилась.

– Я Софи Бекетт.

– Кто ты?!

– С четырнадцати лет я была служанкой.

– А до того кем ты была?

– Незаконнорожденной дочерью, - едва слышно прошептала Софи.

– Чьей?

– А это имеет какое-то значение?

Бенедикт угрожающе выпрямился.

– Для меня имеет.

Софи почувствовала, что сопротивление ее ослабевает. Она никак не ожидала, что он будет так настойчив.