Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– П…ц! – Фомич, увидевший в амбразуру командира экипажа то же самое, был более краток.
И в этот миг танк взорвался. Башня, оставляя за собой дымный след, унеслась куда-то вверх, а корпус танка взрывом раскрыло, как консервную банку.
– Что это? – не веря своим глазам, удивленно переспросил Савельев. – Неужели попадание гаубичного снаряда? Это же явно не меньше пяти дюймов.
И тут же подал команду:
– Механик! Задний ход! Выходим на открытую позицию.
Пока «сушка» выползала из капонира, обстановка на поле боя изменилась радикально. Савельев наконец-то увидел своих спасителей. В тылу немцев появились два больших танка. Такие он видел однажды в тяжелой танковой бригаде резерва армии. Их орудия сверкнули вспышками выстрелов, и еще два немецких танка превратились в груды пылающего металлолома. Немецких танков осталось с десяток, и сейчас они спешно разворачивались и, укрываясь за неровностями местности и горящими танками, устремились к новой опасности, пытаясь обойти с флангов. Лобовая броня им была не по зубам. Савельев видел, как несколько вражеских снарядов ударились о лобовую броню башен и корпусов и рикошетами унеслись вдаль. Зрелище танкового боя завораживало, однако Савельев не имел права оставаться простым зрителем. По его указанию механик поставил машину за небольшой бугор, скрыв корпус и оставив видимым только боевую рубку. Пока занимали позицию, ситуация снова изменилась. Немцы сумели сбить гусеницу с одного из советских танков. Тот, остановившись, как раненый зверь, продолжал отбиваться, разворачивая башню и находя огнем орудия врагов. Второй, заехав в выемку и скрыв уязвимую ходовую часть, также отстреливался и прикрывал фланг поврежденной машине. Однако два немецких танка обошли последнего и уже выцеливали борт советского танка буквально со ста метров. Башня поврежденного танка поворачивалась к опасности, но явно не успевала.
– Снаряд!
Савельев в панораму четко видел борт ближайшего к нему танка.
– Готово!
– Выстрел!
«Сушка» привычно качнулась, погасив отдачу орудия. Савельев зачарованно смотрел, как светлячок снаряда по дуге летит к танку и гаснет в его борту. А через секунду танк превратился в огненный шар. Сдетонировал боезапас.
Второй танк, стоявший рядом, дернулся, и наводчик промахнулся. Однако экипаж понял, что если еще промедлит, сто двадцать два миллиметра в упор не оставит им никаких шансов, и танк двинулся, разгоняясь, к корме русского тяжеловеса, уходя от поворачивающегося на него орудия.
– Снаряд!
– Готово!
Савельев вел танк в панораме, плавными движениями маховичка горизонтальной наводки, взяв упреждение на движение танка под углом.
– Выстрел!
И снова попал. Куда – он не знал. Но танк остановился. И тут его догнало поворачивающееся орудие. Вспышка!
Ремизов был в не настроении. Подчиненные, зная это, старались проблемы и вопросы решать самостоятельно, не тревожа лишний раз командира. Настроение у комбрига испортилось после того как, прибыв на участок фронта, где оборону армии продавливали корпуса Клейста, он получил приказ фактически раздать свои танки полкам и дивизиям Второго кавалерийского корпуса. Что в корне было неправильно с точки зрения боевого устава и, главное, делало Ремизова статистом. И это выводило его из себя. Хотя командовавший группой заместитель командарма объяснил ему свое решение тем, что, по данным радиоразведки, немцы ввели в бой последние резервы и сейчас нужно на обороне максимально измотать атакующие немецкие дивизии и уж только затем – бить! И бригада Ремизова, естественно, возглавит этот контрудар. А сейчас нужно помочь истощенным дивизиям корпуса удержать фронт. Приказ есть приказ – и он его выполнил. И вот сейчас практически в одиночестве сидел в КШМке в густом перелеске и слушал эфир. Его танкисты, повзводно и поротно переданные частям левого фланга корпуса, вели бои. Артиллеристы, мотострелки и зенитчики получили участок обороны и воевали в составе своих подразделений. На правом фланге оборону спешенных кавполков подпирали остатки артиллерийского, противотанкового и танкового полков. За ними заняла позицию и уже воевала артбригада Мельникова. Ну, в одиночестве – это образно. В перелеске находился замаскированный командный пункт штаба бригады со средствами связи, обеспечения и обороны. И танки даже были. Как им не быть, если комбригу, начальнику штаба и замполиту бригады положены по штату. То есть три ИС-3 плюс еще один. Ремизов забрал его из числа нескольких отставших по техническим причинам в свое подчинение. В резерв, так сказать. Был еще в резерве разведвзвод из четырех Т-34-85. Но – был. Сражение шло нешуточное, и Ремизов отправил разведвзвод на передовую. С одной стороны – что такое четыре танка в масштабах сражения армий? Но на конкретном участке четыре танка в засаде, вооруженные пушкой, способной поразить любой танк противника в пределах видимости, – аргумент.
Неожиданно дежурный связист протянул ему трубку проводной связи, назвав позывной Корнеева.
– Федор Тимофеевич, как у вас обстановка? – раздался в трубке голос начальника штаба армии.
– Подразделения бригады ведут бой. А я вот тут – сижу.
– Понятно. Вот что, соседа справа немцы давят. Вот-вот ворвутся на позиции. Мельников уже свои пушки на прямую наводку выставляет. Относительно твоего местоположения они уже продвинулись севернее. Выдели силы и ударь во фланг и тыл их атакующей группировке. Учти – между вами лесной массив. Там наших войск нет. Есть ли немцы – неизвестно, но наверняка они оставят заслон на опушке леса. Задачу тебе ставлю в общих чертах, сам понимаешь, ситуация неясная. На месте принимай решения самостоятельно. Вопросы есть?
– Никак нет! – бодро отрапортовал Ремизов. Настроение стремительно улучшалось.
– Ну, до связи!
– До связи, товарищ генерал-лейтенант.
И, передавая трубку связисту, обратился к НШ бригады, работавшему с картами за столиком неподалеку:
– Матвей Крискентович! Остаешься за меня! Я смотаюсь к соседу справа. Помощь ему требуется.
Окончание фразы он проговорил, уже выбравшись на броню КШМ. Осмотрев свое невеликое воинство, окликнул бойца из особого отдела бригады:
– Так! Быстренько мне своего начальника сюда и командира вон того танка.
И он указал на танк, отставший от своего подразделения.
Сам же направился к своему, издалека подав команду:
– Экипаж! К машине!
Через пятнадцать минут, ломая подлесок, из лесного массива выбрались два ИСа и два БТРа с отделением бойцов особого отдела и взводом из состава роты охраны штаба. Выбросив клубы сгоревшей солярки, ускоряясь, маленькая колонна покатила по разбитой полевой дороге, уходившей в лес.
Перед лесом объехали позиции взвода, прикрывавшего выезд из леса.
Лесная дорога только носила это название. Это была глубокая колея, затянутая болотной жижей в просеке леса, местами заваленная упавшими деревьями, протяженностью более двух километров. Ремизов, глядя на нее, засомневался, что немецкие танки смогли бы ее преодолеть. ИС же пер напролом, собирая лобовой броней горы жидкой грязи. БТРы пришлось взять на буксиры. Противника в лесу не обнаружили. Видимо, оценив проходимость дороги, немцы не решились двигаться по ней. Наверно, поэтому прикрытие выезда с лесной дороги немцами было организовано противопехотное. На опушке ИС Ремизова подвергся обстрелу из пулеметов и малокалиберных противотанковых пушек, как немцы их сами называли – «колотушек». БТРы, прикрытые броней танков и деревьями, отцепились, и ИСы атаковали немецкую позицию. Увидев, кто их атакует, и поняв абсолютную бесперспективность сопротивления, прикрытие разбежалось, бросив тяжелое оружие, включая два исправных «Ганомага». Ремизов остановил танк и осмотрелся. Его группа вышла в тыл атакующими танкам противника, которые сейчас находились в нескольких сотнях метров севернее. Он распорядился пехоте занять брошенные позиции, прикрыв танкам тыл. Что мотострелки тут же и выполнили, заняв оборону фронтом на юг и использовав для этого трофейное оружие и технику. Пока он разбирался со всем этим, наводчик выцелил остановившийся немецкий танк с кормовой проекции и выстрелил. Танк исчез во вспышке взрыва.