Артур беспокойно зашевелился. С недавнего времени его пугали собственные мысли. Его мозг представлялся ему хрупким стеклянным сосудом, в котором эти страшные мысли мешались и бурлили, подобно химическим веществам, способным соединиться и вызвать внезапный взрыв. Он чувствовал, что не может помешать этим бурным реакциям.

Больше всего пугало Артура его новое отношение к отцу. Он любил отца с детства, любил и преклонялся перед ним. А теперь он всё чаще и чаще ловил себя на том, что следит за отцом, критикует его, внимательно наблюдает и нанизывает одно наблюдение на другое, как сыщик, который шпионил бы за богом. Всей душой хотел бы он прекратить это кощунственное шпионство. Но не мог: перемена в отце делала это невозможным. Он знал, что отец переменился. Знал — и это его пугало.

Долго сидел он на кровати, размышляя. Потом лёг и закрыл глаза. Он вдруг почувствовал усталость, потребность уснуть. Проснулся поздно. Припомнил все, вздохнул и, встав, начал переодеваться.

В шесть часов он сошёл вниз. Отец уже ждал его в передней. Когда Артур подошёл к нему, Баррас многозначительно посмотрел на часы: в последнее время он усвоил себе манеру часто, щёлкая крышкой, открывать часы и озабоченно хмуриться на циферблат, как человек, которому время дорого.

Да, время, видимо, приобрело теперь новое значение для Барраса; казалось, он спешит использовать каждое мгновение.

— Я боялся, что ты опоздаешь. — И, не ожидая ответа, он пошёл впереди Артура к автомобилю.

Когда они уселись в автомобиль и помчались в Тайнкасл, Артур чувствовал себя уже менее угнетённым. В конце концов, это ведь приятная поездка. Он целую вечность не видел Гетти и радовался тому, что увидит её. Да и автомобиль оказался превосходным. Артур не мог остаться равнодушным к его упругому и ровному ходу. Баррас сидел, выпрямившись, с довольным видом, с жадным выражением ребёнка, рассматривающего новую игрушку.

Приехали в Тайнкасл. Улицы кишели людьми. Чувствовалось какое-то тревожное оживление, и это, видимо, было приятно Баррасу. Когда они подъехали к Центральной гостинице, старший швейцар открыл дверцу их машины с той торжественностью, которую швейцары всегда приберегают для дорогих автомобилей. Баррас кивнул ему. Швейцар низко поклонился.

Они вошли в зал, где было уже множество народа и царило такое же беспокойное оживление, как на улицах. Было много мужчин в военной форме. Баррас одобрительно посмотрел на них.

Гетти весело делала им знаки из угла, где она заняла места, — уютного уголка у камина, а Алан, её брат, встал, когда подошли Баррас и Артур. Первым вопросом Барраса было:

— Где же ваш отец?

Алан усмехнулся. Он был очень эффектен в форме младшего лейтенанта и очень весело настроен, так как успел уже хлебнуть немного.

— У отца приступ его старой болезни — разлитие желчи. Он просит его извинить.

Баррас показался смущённым, лицо у него вытянулось.

Наступила выразительная пауза. Но Баррас быстро оправился. Он неопределённо улыбнулся Гетти. Через минуту все четверо пошли обедать. В ресторане Баррас, развёртывая салфетку, обвёл глазами комнату, полную людей и веселья. Большинство из тех, кто веселился шумнее других, были в хаки. Баррас сказал:

— Как тут весело! Я несколько переутомился за последнее время. Приятно будет развлечься в такой обстановке.

— Вы, верно, рады, что всё уладилось, — заметил Алан с многозначительным взглядом.

Баррас ответил коротко:

— Да.

— Это такие пакостники, — продолжал Алан. — Они бы и вам насолили, если бы имели возможность. Знаю я эту свинью Геддона. Ему платят за то, чтобы он поступал как свинья, но он и без того, по природе своей, настоящая свинья!

— Алан! — с недовольной гримаской запротестовала Гетти.

— Знаю, Гетти, знаю, — беспечно продолжал Алан. — Мне немало приходилось иметь дело с людьми. Не проглотишь их сам, так они тебя проглотят. Это самозащита.

Артур украдкой посмотрел на отца. Что-то похожее на прежнюю замороженность снова проступило сейчас на лице Барраса. С явным желанием переменить разговор он сказал:

— Ты уезжаешь в понедельник, Алан?

— Да.

— И доволен, конечно?

— Ещё бы! — громко подтвердил Алан. — Это здорово приятно!

Подошёл лакей с карточкой вин. Баррас взял у него карточку в красной обложке и долго раздумывал над ней. Впрочем, он занят был не столько выбором вина, сколько совещанием с самим собой. Наконец, решение созрело.

— Полагаю, нам надо это отпраздновать. Почему не воспользоваться таким случаем?

Он заказал шампанское, и лакей с поклоном отошёл. Гетти, казалось, обрадовалась. Она всегда немного побаивалась Барраса, его чопорность и холодная важность как-то отпугивали её, но сегодня он удивил её, выступив неожиданно в роли любезного хозяина. Она подарила его улыбкой, нежной и почтительной.

— Вот это мило! — шепнула она. Одной рукой она перебирала бусы на шее, а в пальцах другой сжимала ножку своего бокала с вином.

Она обратилась к Артуру:

— Не находишь ли ты, что к Алану удивительно идёт военная форма?

Артур принуждённо усмехнулся:

— Алан хорош в любом платье.

— Нет, серьёзно, Артур, тебе не кажется, что форма очень его красит?

Артур деревянным голосом ответил:

— Да.

— Но чертовски утомительно всё время отвечать на приветствия, — вставил Алан снисходительным тоном. — Вот погоди, Гетти, поступишь в Женский добровольный отряд, так сама узнаешь.

Гетти отхлебнула ещё капельку шампанского из своего бокала. Она о чём-то размышляла, склонив набок красивую головку.

— А ты, Артур, будешь просто великолепен в военной форме.

Артур весь похолодел внутренне. Он сказал:

— Я как-то не представляю себе, что на мне военная форма.

— Видишь ли, Артур, ты, во-первых, строен, у тебя самая подходящая фигура для «Сэма Брауна». И потом — твой цвет лица! Ты будешь очарователен в хаки.

Все посмотрели на Артура. Алан подтвердил:

— Это верно, Артур. Ты бы всех за пояс заткнул. Жаль, что ты не едешь вместе со мной.

Артур не мог бы объяснить, почему он в эту минуту внутренне задрожал. Нервы его были напряжены, весь нынешний вечер представлялся ему чем-то ненормальным, отвратительным. Зачем отец сидит здесь, в этом шумном ресторане, пьёт шампанское, поддерживает патриотическое бахвальство Алана Тодда, да и сам так неестественно оживлён и на себя не похож?

— Слышишь, Артур? — повторил Алан. — Нам с тобой следовало бы двинуться вместе.

Артуру пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить. Он старался говорить лёгким тоном:

— Я думаю, дело без меня обойдётся, Алан. По правде говоря, меня оно не очень привлекает.