Послышались вопли и стоны раненых. С другой стороны тоже кричали. С разбойниками напротив было покончено. Оставались только те, что наверху.

Меньше часа до захода солнца.

Пронзительный вой. Егор с Василием последовали примеру Александра: подстерегали, когда кто-нибудь из верхних бандитов высунет голову, и тут же стреляли. Но разбойники заметили опасность и больше не показывались.

Вдруг случилось что-то непонятное, сбившее с толку Себастьяна и всех остальных. Егор неожиданно вскочил на коня и с гранатой в руке помчался вперед во весь опор. Но куда? Себастьян вскоре потерял его из виду. Даже не слышал стука копыт.

— Куда это он с гранатой? — спросил Александр.

— Не знаю, — ответил Себастьян.

Ответ пришел через десять минут. Сначала яростные крики заставили путешественников поднять голову, потом грохнул другой взрыв, и с обрыва хлынул ливень земли и мелких камней. Крики стали реже, да и их заглушило конское ржание наверху и внизу. Потом все стихло.

Путешественники вшестером одержали верх по меньшей мере над дюжиной разбойников.

Оставалось ждать.

Они поняли маневр Егора. Но почему тот не возвращается? Неужели погиб во время своей отчаянной атаки, пав жертвой собственной гранаты?

Себастьян осмотрел рану Трофима. Во время перестрелки Василий наспех перетянул жгутом руку своего товарища. Пуля прошла сквозь мягкую ткань под плечом, не задев кость. Себастьян приблизился к вьючной лошади, погладил ее, чтобы успокоить, потом открыл сумку, в которой держал лекарственные снадобья, и достал оттуда бутылку винного спирта и мазь из подорожника. Очистил и смазал рану, потом стал перевязывать своим шарфом. Жгут был больше не нужен.

А время все шло. Близилась ночь. Куда же запропастился этот чертов Егор?

— Пойду взгляну, пока вы тут с Трофимом возитесь, — сказал Василий.

Но тут раздался нарастающий стук копыт. Себастьян опасался увидеть лошадь без седока, но, услышав топот целого табуна, встревожился еще больше. Путешественники застыли. Солиманов и Александр взялись за свои пороховницы.

Из-за скалы появился Егор, живой и невредимый. А когда солдат подъехал поближе, все увидели, что он сияет.

И было из-за чего — он вел за собой в поводу еще трех лошадей, одна из которых была навьючена невероятной добычей: семь ружей, халаты, кинжалы, мешки с порохом…

Трофим расхохотался. Истерично, почти безумно, срываясь на заливистые повизгивания. Потом и Василий хлопнул себя по ляжкам и тоже зашелся неудержимым смехом. А вслед за ними и Себастьян с Александром.

Егор спешился. Путешественники обступили его. Он красноречиво провел рукой по горлу и пояснил:

— Троих прирезал.

Пока Василий осматривал добычу, Себастьян поспешил закончить до темноты перевязку раненого.

— А ружья-то английские, — заметил Егор.

Трофим хотел сходить и за остальными лошадьми на другую сторону ущелья, но уже спустилась ночь.

Солиманов спросил, собираются ли они хоронить мертвецов.

— Тогда придется проторчать тут до полуночи, — поморщился Василий. — Лучше уберемся отсюда как можно скорее.

— Верно. Стервятники-то на что? — добавил Трофим.

Маленький караван опять пустился в путь, спеша покинуть опасную теснину, но в первом же подходящем месте остановился, чтобы разбить лагерь и подкрепиться.

Егор и Василий задали корму лошадям, включая новоприобретенных, потом расположились вокруг костра и поели сами.

Себастьян был поражен, увидев, как блестят глаза Александра.

Это навело его на неожиданную мысль. Великое алхимическое Деяние предусматривало закалку огнем на стадии Близнецов.

«После этой стычки мальчик стал мужчиной», — подумал Себастьян, испытывая странное чувство, будто у него появился двойник. И вдруг ощетинился, словно испуганная кошка, еще до того, как понял почему: ему вспомнилось лицо Александра, когда тот подстрелил разбойника. И звериное рычание сына. Сходство меж ними было гораздо большим, чем он представлял себе и чем ему хотелось.

Но разве в алхимической цепи превращений он не был сейчас на стадии Близнецов?

Наконец Пушапур. И неопределенность.

Путешествие из Одессы продлилось около трех месяцев, на целых два больше, чем предполагали Засыпкин и Банати. Посланец царя Холькара, который должен был ждать их в Пушапуре, наверняка отчаялся увидеть когда-либо графа де Сен-Жермена и вернулся в свою страну.

Егор, Трофим и Василий пустились в обратный путь, обогатившись не только своей добычей — оружием и трофейными лошадьми, — но и тремя собственными ахалтекинцами, которых Себастьян им подарил. Четырех оставшихся коней для окончания путешествия было вполне достаточно.

Солиманов не говорил ни на каком из языков Индии, и, если бы не симпатия, родившаяся из совместно пережитых испытаний, Себастьян отправил бы и его восвояси. Знаний туркмена хватило лишь на то, чтобы сказать:

— Вроде тут по-пуштунски говорят.

Это был язык афганских племен, который Солиманов узнавал, но говорить на котором не мог.

Так они втроем оказались в чужой стране без малейшей надежды найти пристанище в этом городе, вполне оправдывающем свое название «Город цветов»: сады тут были повсюду. Между широкими пространствами, засаженными кустами и клумбами, проезжали туда-сюда на мулах, реже на лошадях, люди в тюрбанах, внешне похожие на разбойников, устроивших им засаду. Но попадались и азиаты в более коротких одеяниях.

«Похоже, мы заблудились», — подумал Себастьян.

Десять часов утра. Они добрались до какого-то базара у городских ворот, спешились и стали ждать, стоя рядом со своими лошадьми, словно в клетке гигантской игры «гусек», обозначавшей положение «вне игры».

Светлокожие, несмотря на загар, приобретенный на плато Устюрт, одетые совершенно иначе, чем жители этой страны, они неизбежно привлекали внимание и прохожих, и торговцев. Их кони тоже. Таких тут явно никто не видел, и красота животных бросалась в глаза самым возмутительным образом. Себастьян начал терять терпение.

Однако странность троицы оказалась ее защитой.

Себастьян уже собирался, испив до дна чашу стыда, прибегнуть к языку жестов, чтобы дать понять первому же попавшемуся торговцу зеленью, что они ищут, где бы поесть и поспать.

Но тут их внимание привлекло некое зрелище. Человек верхом на лошади, лет сорока и надменного вида, в сопровождении десятка вооруженных пеших телохранителей двигался прямо к ним. Подъехав поближе, он остановился и рассмотрел сначала самих путешественников, потом их коней, затем его взгляд вновь вернулся к Себастьяну, который, видимо, показался ему главным в этой троице.