Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Домой. Очень хочу домой. Очень хочу. Очень хочу… – монотонно повторял Север.
– Звезды нельзя гасить сразу, – сказал Наставник. – А белые гиганты второй степени тем более требуют аккуратного обращения.
– Мне казалось, она вот-вот взорвется, – поспешил оправдаться я. – Взрыв звезды подобной величины мог бы полностью разрушить энергоструктуру этого рукава галактики.
Наставник промолчал. Он был далеко и слушал меня, похоже, рассеянно. Но – Наставник никогда ничего не упускал.
– Нарушить мог бы, а разрушить… Ты меня слушаешь?
Я слушал. И одновременно слышал телефонный звонок…
Спросонья я сунулся за мобильником, нашарил его, уронил, выругался, подумал, выругался еще крепче и выбрался из кровати.
Трубка смолкла. И где ее теперь искать? И надо ли, если рассудить здраво? Кому это надо, в конце концов?
Но не успел я перевести дух, как этот неугомонный гаджет, ухмылка сатаны, запечатленная в пластике, снова разразился электронной истерикой.
Удивительная настойчивость! Очередная победа технологии над крепким сном и здоровыми нервами.
Судя по звуку – где-то между стеной и спинкой кровати, сообразил я.
Стоя на четвереньках и выковыривая его оттуда, я подумал: если опять какое-нибудь наследство – откажусь сразу. Бесповоротно и с отвращением!
Если предложат что-нибудь в евро – хорошо, откажусь за евры. Не предложат – все равно хорошо, готов отказаться за буханку хлеба и пачку масла. Хлеб в доме кончился и масло тоже, а купить я вчера забыл.
Я, наконец, ответил на вызов. Оказалось, Аська. Ну еще куда ни шло…
Моя непосредственная начальница была строга и сердита. В ее голосе слышались раскаты грома, а в глазах (видимо!) блестели молнии. Не успел я льстиво восхититься этой зевсоподобностью, отличительным знаком истинного руководителя, как узнал, что все сроки прошли, терпение кончилось, оргвыводы созревают, как прыщи на лице, а оду об отечественных унитазах, превосходящих импортные аналоги, фирма до сих пор не имеет.
От невозможности оправдаться я позволил себе морально восстать и усомниться в превосходстве наших керамических чудес над зарубежными сантехническими недоделками. И, развивая тему, сообщил, что сомнения художника до сих пор не позволили мне вложить душу в сливной бачок с той искренностью, которая требуется заказчику. Так что я работаю. Сижу и думаю о тонкой грани, за которой желаемое выдается за действительное. Т. е. продается, конечно, как же иначе! У этих жлобов, наших рекламодателей, попробуй выпроси зимой снега – держи карман…
Не прокатило. Аська скептически хмыкнула и посоветовала не вешать ей лапшу на серьги. И не надо, не надо оправдываться творческим кризисом в отдельно взятой душе художника. Имея двух гиперленивых детей с суперразвитой фантазией, она за свою жизнь наслушалась таких немыслимых оправданий, что все титаны пера нервно курят в сторонке. Так что бери ноги в руки, Алик, вцепись зубами в клавиатуру, а статью дай. Полтора дня! Иначе – секир башка.
Я пообещал. Подумал и сообщил доверительно, что за полтора дня, пожалуй, смогу размочить черный хлеб реализма и наступить на горло жизненной правде.
Наступи, Алик, безжалостно наступи! – одобрила моя жестокая руководительница. Придави ее, гадину, правду эту! Вот, к примеру, она сама… Ей уже почти сорок, это правда, у нее двое малолетних бандитов, престарелая мать в маразме, а ее принц на белом коне ускакал к молодым кобылам. Но она такую правду знать не хочет, потому что не хочет знать никогда! «Как, кстати, съездил в Скальск? Обогатился наследством? – спросила она, как обычно, без всякого логического перехода. – Как тебе Ева, старый перчик?»
Перечник, уточнил я ради филологической истины. Перчик бывает жгучим и сладким, незрелым и перезрелым, разным, в общем. А перечник, увы, только старым. Перечники рождаются старыми, живут старыми и умирают, так и не узнав цветения молодости.
Мне посоветовали не морочить голову метафорами, а отвечать с интересными, пикантными подробностями.
С подробностями? Легко! Поездка выдалась содержательная, оставила массу впечатлений. Достопримечательности осмотрел, стариной проникся, новые веяния в градостроении оценил. Наследство меньше, чем хотелось бы, не разбогател, но не в деньгах счастье. А в чем оно – вопрос, разумеется, интересный. Таким образом, мой бесценный руководитель, мы плавно переходим к разговору о прекрасной Еве, единственной женщине на Земле на какой-то отрезок времени и первой во веки веков. Вот она точно похожа на материализацию счастья…
– Ага, влюбился!
– Проникся, – поправил я. – Влюбился – слишком банально звучит. Но, в принципе, хотел бы с ней пообщаться. Телефончик дашь?
Мне не ответили. Вместо этого я был немедленно обвинен, что все мы, мужики, такие, одинаковые как деревянные чурки. Ужом извернемся, лягушкой выскользнем, лишь бы не признать очевидного факта, что без женщины на соседней подушке жизнь мужчины превращается в пустыню, где в песках лени каменеют объедки недельной давности. А уж сделать порядочной девушке прямое и честное предложение – немедленно замуж, детей усыновить сразу! – тем более не дождешься от нас.
Я парировал, что за весь пол не ответчик, а уж Ева точно предложениями не обижена. Можно не сомневаться. Ради нее многие готовы полюбить детей, щенят, котят и даже маленьких крокодильчиков.
Начальница подтвердила, что не сомневается. Настолько не обижена наша красавица, что другие готовы выть как собаки. Нет, что за жизнь – кому-то все, а кому-то от судьбы достаются лишь руки-крылья и полный пролет. Кстати, чтоб ты знал, Алик, телефон ее тебе брать уже незачем. Несравненная Евгеша сама изволила позвонить вчера вечером как раз по тому же вопросу – спрашивала твой номер. Понятно так объяснила, что хотела бы уточнить кое-какие мелочи. Вот теперь руководство мучается от законного любопытства – с чего бы вокруг такое всеобщее внимание к деталям?
– Дала? – спросил я. Как можно более нейтральным тоном. Зная Аську.
– А ты как считаешь?
– Считаю, что человек человеку брат.
– Кому – брат, а кому – сестра… – вредно хихикнула начальница.
Я вспомнил Еву. Мысленно полюбовался ее лицом и улыбкой. Жалко, что наше общение так и осталось на формально-вежливом уровне. Но, в сущности, правильно. Та суровая правда жизни, которую не признает Аська. Рассудить, так в мои немолодые годы гоняться за прекрасной дамой, будоражащей мужчин на генетическом уровне, – это выставить себя в глупом виде. Если не сказать больше. У каждого возраста свои преимущества, прелесть моего – контроль над чувствами и порядок в мыслях. Этим можно утешиться.
– Хочешь по секрету? – прервала она мои размышления.
Я хотел.
– По большому секрету, чтоб ни сном, ни духом, ни под расстрелом?
Хотел еще больше.