– Кто конкретно дал указание зарубежной агентуре провоцировать другие страны на военный конфликт с СССР?

Наконец, Серебрянский с трудом выдавил из себя:

– Какие страны вам нужны? Скажите, и я назову.

– Чего захотел! Сам признайся. Ты превосходно всё знаешь, а упорствуешь, паскуда… Дурачков ищешь. Не выйдет. Всё равно признаешься. Да и смысла нет тебе изображать из себя незнайку. Правду не утаить, как бы ни выкручивался. Сколько раз мы договаривались – выкладывай всё, как было, и дело с концом. А ты что? Обещаешь, а потом, как уж, начинаешь изворачиваться! Не так разве?

Что мог ответить Серебрянский? Что следователь лицемер? Фальсификатор? Да он и сам это знал. К тому же сил не было опровергать или доказывать обратное. Перед ним сидел не человек, называвший себя коммунистом, чекистом, следователем…

Не вдаваясь в подробности, Серебрянский кивнул:

– Так, да. Но вы скажите прямо, что вам нужно, и я отвечу. Если, к примеру, речь идёт о борьбе против Германии, то вся наша работа была направлена против фашизма. И всё это проводилось по инициативе… вы знаете кого.

Следователь погрозил пальцем. Святое имя! Но как быть, если по Его указанию и с Его ведома делалось всё, что теперь ставится в вину?

Об этом следователь не говорил. Никого конкретно не касался. Избегал называть Германию, Гитлера, нацизм. Подследственный сам должен во всём сознаться, раскаяться. В чём?

Серебрянский отвечал, насколько хватало сил. Говорил о многом, но не называл имени генсека. Догадывался, почему следователь не упоминает Германию, фюрера, немцев. Понял, что где-то здесь собака зарыта.

Следователь упорствовал и по-прежнему не упоминал фашизм. Будто не о нём шла речь. Будто фашизм не при чём. Против кого в таком случае создавалась за рубежом агентурная сеть боевиков? Кто непосредственно давал указание на создание за кордоном диверсионных групп на случай агрессии со стороны фашистской Германии? А разве каждый отчёт о проведённой акции не поступал «наверх»? И возвращался с замечаниями или очередными поручениями? Во имя безопасности СССР. Во имя счастливого будущего всего советского народа. Во славу великого вождя и учителя!

Но эта сторона вопроса не принималась следственной частью во внимание.

Яков Исаакович не был способен ни отвечать, ни защищаться, ни размышлять. Порой даже с самим собой. Единственно, о чём ещё мог помечтать, это о том, чтобы его поскорее расстреляли. С этой мыслью засыпал, с ней просыпался. Она стала его заветной мечтой.

Между тем бывшим сотрудникам Особой группы, арестованным до советско-германского сближения, были предъявлены обвинения в сотрудничестве с фашистами: одни якобы работали на нацистскую Германию, другие – на фашистскую Италию, третьи – на милитаристскую Японию, четвёртые – на все три разведки одновременно.

Чудовищно, но факт!

В выводах затеянного «расследования» имелась оправдательная ссылка на то, что, дескать, в ходе разбирательства раскрыто множество фактов, свидетельствующих о тесном сотрудничестве обвиняемых со шпионскими центрами Англии и Франции, ряда других капиталистических и империалистических государств, а также о готовившихся по их заданию крупномасштабных диверсиях и террористических актах против ряда руководителей Советского государства.

Некоторые работники из Оперативно-следственной группы приписали себе в качестве «необыкновенной заслуги» своевременное «раскрытие и предотвращение подрывных действий вражеской агентуры». Подлинные «спасители целостности Союза ССР!» И это зафиксировано в документах, подтверждено подписями признавших себя «причастными», «соучастными», «виновными» в несуществующих преступлениях.

Для советской зарубежной агентуры наступила суровая пора. Сведения о заключении СССР пакта с нацистами и особенно слух о тостах Сталина за здоровье Гитлера подействовали на неё ошеломляюще.

Диверсии, конечно, прекратились. Точнее, приостановились… Боевики Особой группы решили выждать. Сориентироваться в новой обстановке.

Прекратившиеся было контакты группы «Густава» с филиалом такой же организации в Швеции быстро наладились. Изменений там не произошло. Это было отрадно, поскольку в ряде научных фирм работали специалисты, входившие в состав агентурной сети Особой группы. Они охотно взялись за усовершенствование взрывного устройства, но отказались возобновлять у себя в стране диверсии против Германии.

Мотивировка состояла в том, что в связи с оккупацией нацистами Норвегии и Дании угроза захвата нависла и над Швецией. Но в это время правительство Советского Союза, невзирая на заключенный Пакт и Договор о дружбе с Германией, выразило резкий протест в связи с намерениями Гитлера оккупировать Швецию, потребовало от него сохранить за ней нейтралитет. Германия воздерживалась от захвата Швеции. Шведы выражали признательность Советскому Союзу за заступничество.

Шведские друзья «Густава» ссылались также на то, что возобновление с их стороны диверсий против нацистов может послужить поводом для Германии оккупировать Швецию. Тем более что через её территорию, на что было вынуждено согласиться шведское правительство, проходят транзитом в Норвегию и Финляндию эшелоны с немецкими войсками.

«Густава» заверили, что во всем остальном будут оказывать ему постоянную помощь. Пообещали предоставить и новую конструкцию взрывного устройства.

Оккупанты и их местные пособники свыкались с наступившим затишьем. У них хватало и других забот. Севернее Нарвика англичане высадили бригаду шотландских войск, к которым присоединилась 6-я норвежская дивизия.

Расчёты боевиков группы «Густава» оправдывались. Нацисты действительно подумали, что диверсиям на флоте положен конец. Кое-кого из заподозренных в этом деле они интернировали. К счастью, никого из агентурной сети высылка не коснулась.

Шведские друзья решили, тем не менее, возобновить свою деятельность. Переправили новое взрывное устройство. Группа «Густава» не замедлила этим воспользоваться. Один за другим прогремели подряд три взрыва: в Ставангере на захваченном немцами нефтехранилище, в Осло на крупнейшем мукомольном комбинате, экспроприированном для нужд вермахта, и мощнейший – на погрузочном причале в Бергене, где накопилось огромное количество различного сырья, предназначенного для авиационной промышленности Третьего рейха.

Берлинское радио со ссылкой на агентство ДНБ передало краткое сообщение о том, что «на загруженном в Норвегии немецком крупнотоннажном судне к моменту его входа в территориальные воды фатерланда вспыхнул пожар, который последовал в результате произошедшего взрыва. Корабль затонул. Аналогичная судьба постигла и другое судно, загруженное в том же порту. Всё это свидетельствует о возобновлении ранее разгромленной службой безопасности рейха крупной диверсионно-террористической организации».

Нацисты выдавали желаемое за действительное. Никакому разгрому группа «Густава» пока не подвергалась. Ни на одного из боевиков до сих пор не пало подозрение в причастности к диверсиям. Немцы не назвали груз, который находился на затонувших судах. Один перевозил алюминий. Трюмы второго были заполнены какой-то очень ценной рудой из Эвье. По сведениям, которыми располагала агентура, на втором судне была урановая руда, недавно обнаруженная в Эвье, но немцы избегали называть её урановой.