– Этого приключения я не приносил, Прабу. Я даже не понимаю, что они говорят и что им от меня надо.

– У них есть сообщение для тебя. Но сначала должен быть вачан – заявление, поступок. И еще это будет обязательный сюрприз, или подвох.

– Подвох?

– Ну да. Это ведь английское слово? Оно означает такое… возмездие за то, что ты поступаешь хорошо. – Прабакер был горд, что может поделиться со мной своими познаниями в английском языке. Он всегда выбирал для этого самый неподходящий момент.

– Я знаю, что означает слово «подвох», Прабу. Но я не знаю, что это за ребята и от кого у них сообщение для меня.

Прабакер, обратившись к дрессировщикам, стал тараторить что-то на хинди, очень довольный, что играет такую заметную роль в разворачивающихся событиях. Те отвечали ему так же быстро, объясняя цель своего прихода. Я немногое понял из их объяснений, но люди, находящиеся поблизости, принялись хохотать. Медведю тем временем надоело стоять на задних лапах, он опустился на все четыре и стал обнюхивать мои ноги.

– Что они сказали?

– Они не хотят говорить, кто послал сообщение, Лин, – ответил Прабакер, подавив рвущийся из его груди смех. – Это большой секрет. Им дали приказ передать тебе сообщение, но не давать объяснений, зато сказать о подвохе.

– Да что это за подвох такой?

– Ты должен обняться с медведем.

– Что-что?

– Обняться с медведем. Ты должен обнять его и тесно прижаться к нему. Вот так. – Он обнял меня и прижал голову к моей груди.

Толпа приветствовала этот жест аплодисментами, дрессировщики одобрительно завопили и даже медведь опять поднялся на задние лапы и изобразил что-то вроде джиги с притоптыванием. Мой растерянный вид и явное отсутствие всякого энтузиазма с моей стороны развеселили публику еще больше.

– Ну уж нет, – покачал я головой.

– Да, Лин, да! – смеялся Прабакер.

– Да ты что, шутишь что ли?

– Таклиф нахин, – вмешался один из дрессировщиков. – Никаких проблем. Это не опасно. Кано очень дружественный медведь. Он самый дружественный медведь во всей Индии. Он очень любит людей.

Он подошел к медведю и скомандовал что-то на хинди. Тот выпрямился во весь свой рост, и дрессировщик обнял его. Медведь тоже обнял его своими лапами и стал покачиваться вперед и назад. Через несколько секунд он расцепил свои объятия, и дрессировщик с сияющей улыбкой поклонился беснующейся от восторга публике.

– Я не стану этого делать, – сказал я.

– Лин, пожалуйста, обними медведя, – умолял меня Прабакер, давясь от смеха.

– У меня нет обыкновения обниматься с медведями.

– Ну, Лин! Ты разве не хочешь узнать это сообщение?

– Нет.

– Может быть, оно важное.

– Меня это не интересует.

– Может быть, тебе понравится обниматься с медведем.

– Не может.

– Ну, хочешь, я обниму тебя еще раз для тренировки?

– Спасибо за предложение, но не стоит.

– Ну, пожалуйста, Лин, обними медведя! – не сдавался Прабакер, призывая людей в толпе поддержать его.

К этому моменту возле моей хижины собралось уже несколько сот человек; дети залезали на крыши окружающих домов с риском проломить их.

– Об-ни-ми! Об-ни-ми! – скандировала публика.

Посмотрев на смеющиеся лица окружающих, я понял, что деваться мне некуда. Сделав шаг вперед, я не без внутренней дрожи прижался к лохматой шерсти медведя Кано. Под шерстью он оказался удивительно мягким, почти пухлым. Но толстые передние лапы состояли из железных мускулов. Когда они сомкнулись на моей спине, я почувствовал их поистине нечеловеческую силу и понял, что значит быть абсолютно беспомощным.

В голове у меня промелькнула пугающая мысль: Кано может переломить мой позвоночник с такой же легкостью, с какой я ломаю карандаш. В утробе медведя, к которой я прижимался ухом, раздавалось урчание. Меня обволакивала смесь запахов мокрого мха, детского шерстяного одеяла и чего-то еще, напоминающего новые кожаные туфли. Совсем немного ощущался также резкий аммиачный запах, какой издает свежая кость, когда ее пилят. Шум толпы отодвинулся куда-то вдаль. Мне было тепло в объятиях Кано, который покачивался из стороны в сторону. Шерсть его оказалась мягкой, кожа под ней была в складках, как на загривке собаки. Утонув в этой шерсти, я покачивался вместе со зверем, и мне казалось, что я плыву, а может быть, плавно падаю с большой высоты, погружаясь в невыразимый покой и предвкушая блаженство.

Кто-то потряс меня за плечо, и я, очнувшись, увидел, что стою на коленях. Кано, выпустив меня из своих объятий, неторопливо ковылял прочь по проходу в сопровождении своих хозяев, толпы вопящих ребятишек и разъяренных собак.

– С тобой все в порядке, Линбаба?

– Да, все замечательно. Просто у меня, наверное, голова закружилась.

– Кано обнимал тебя очень хорошо, да? Вот сообщение тебе.

Я прошел в свою хижину и сел за столик, сооруженный из упаковочных ящиков. Внутри мятого конверта был лист такой же желтой бумаги с машинописным текстом на английском языке. Я подозревал, что его печатали профессиональные составители писем, обосновавшиеся на Писательской улице. Записка была от Абдуллы.

Дорогой брат!

Салям алейкум. Ты сказал, что у тебя дома самые хорошие и дружеские объятия – медвежьи. Мне кажется, это довольно странный обычай, но поскольку у нас в Бомбее медведей мало, тебе, наверное, очень одиноко здесь.

Поэтому я посылаю тебе медведя, чтобы ты с ним обнялся. Надеюсь, ты будешь им доволен. Я занят одним делом и здоров, благодарение Богу. Скоро я закончу это дело и вернусь в Бомбей, иншалла. Боже, храни тебя и твоего брата тоже.

Абдулла Тахери

Прабакер, стоя рядом со мной, читал письмо вслух по складам.

– Ага, это письмо от Абдуллы, про которого я не должен тебе говорить, что он делает всякие нехорошие вещи. А он продолжает делать их, хотя я не говорю тебе об этом.

– Прабу, читать чужие письма нехорошо.

– Ну да, нехорошо. Делать что-то нехорошо – это значит делать что-то, даже если люди говорят нам не делать это, да?

– Что это за парни с медведем? Откуда они? – спросил я его.

– Они ходят всюду с танцующим медведем и так зарабатывают. Сначала они были в Уттар-Прадеш, на севере нашей Матери Индии, потом пошли по всей Индии, и вот сейчас пришли в Бомбей и поселились в джхопадпатти в районе Нейви Нагар. Ты хочешь, чтобы я отвел тебя туда?

– Нет, – проговорил я, перечитав записку еще раз. – Не сейчас. Может быть, как-нибудь позже.

Подойдя к открытой двери, Прабакер остановился на пороге, склонив набок свою круглую голову. Я положил письмо в карман и посмотрел на него. Похоже, он хотел мне что-то сказать – брови его были сосредоточенно сведены – но, видимо, передумал и лишь улыбнулся, пожав плечами.