Занавески были раздвинуты.

Меня как будто окатили ведром ледяной воды. Сначала я вообще перестала дышать, а потом сердце ударило в грудь с такой силой, что я едва удержалась на ногах. Я открыла рот, как рыба, выброшенная на берег, не в силах сделать ни единого вдоха. К счастью, тут же в мозгу всплыло заученное: «Дыши. Глубже. Медленно. Еще медленнее. Вдох — задержи дыхание — выдох». Это помогло собраться с силами и с мыслями: «Здесь никого не было. Ты в безопасности».

Сейчас по утрам светлеет рано. Сегодня утром я раздвинула занавески в спальне Стюарта — но когда же я в последний раз заходила домой? В понедельник вечером, перед тем как подняться к Стюарту? Было еще светло, — может быть, я просто забыла их задернуть? А как же моя проверка десять минут назад? Я же стояла на заднем дворе, глядя на собственные окна. Я что, не заметила, что занавески раздвинуты? Не заметила? Я сосредоточилась, вспоминая, потом вспомнила, как осматривала окна. Но на окно своей спальни не посмотрела. Точно. Иначе наверняка увидела бы, что оно не занавешено.

Нет, это я сама, сама… сюда никто, кроме меня, не заходил… иначе и быть не может.

Было светло, потому и не задернула, — это самое разумное объяснение! Да-да, просто забыла задернуть занавески в спальне, хотя во всех остальных комнатах, исключая столовую, где занавески открывали половину балконного окна, все они были плотно сдвинуты. А когда я вообще была дома в последний раз? Может быть, во время последней проверки я вообще не заходила в спальню, торопилась скорее с этим покончить? Я дышала и дышала «вход-выдох-вдох», пока не почувствовала, что могу двигаться. Тогда подошла к окну и стала всматриваться в наш маленький садик: вдруг что-нибудь внизу подскажет мне, что кто-то здесь был? Нет, все тихо, нарциссы качают на ветру желто-белыми головками, подросшую уже молодую травку пора стричь. Дергаться решительно не из-за чего.

Я тщательно ощупала оконную раму, задвинула занавески и огляделась. Вот мои джинсы — джинсы лежат на постели точно так, как я их положила. Нет, какая я все-таки дура… Натянула на себя джинсы, нашла в шкафу чистую футболку, а на завтра приготовила длинную юбку, кремовую блузку и темно-синие лодочки, в тон юбки. Аккуратно все сложила, положив лодочки сверху, сунула эту кипу в полиэтиленовый пакет. Пакет я поставила у двери в прихожей, чтобы не забыть взять с собой.

В этот раз я проделала все этапы проверки очень тщательно, задернула занавески везде, кроме столовой, — обычный мой трюк, это чтобы сразу определить, был ли в квартире кто-то посторонний.

Пока я поднималась в квартиру Стюарта, тревога почти исчезла. Ужин прошел нормально, я даже со смехом рассказала ему, как чуть не умерла от ужаса, забыв, что на прошлой неделе не задернула занавески в спальне. Мы весело посмеялись над моими страхами, а потом пошли в гостиную и смотрели старую комедию, невероятно смешную, я хохотала до слез.

Все было отлично, пока я не сунула руку в кармашек джинсов, чтобы достать бумажный платок. Но вместо платка вытащила лоскут алого шелка с пришитой к нему пуговицей — оборванный по краям, как будто его с силой выдрали из платья. Моего алого платья. Тут-то мне стало плохо, совсем худо.

Сегодня в четыре я буду свободна. Свободна! С этой мыслью я проснулась. Ли крепко спал рядом со мной, и ресницы отбрасывали густые тени на его щеки — как крылья птицы. Он был сейчас таким красивым, таким спокойным и умиротворенным, прямо ангел, не способный никому причинить боль.

Я проснулась в страшную рань, но спать больше не могла, каждая клеточка тела жаждала деятельности. Сплошной адреналин: как будто мне предстоит выступать в Альберт-холле или грабить ювелирный магазин. Я распланировала сегодняшний день до последней мелочи — так, что и комар бы носа не подточил. Что я сделаю, если он что-то заподозрит. Что я сделаю, если что-то пойдет не так…

Вчера перед сном я сказала ему, что мне надо пораньше прийти на работу: после обеда совещание, надо хорошенько подготовиться. Он никак не отреагировал, похоже, даже не слушал — что же, тем лучше.

Без четверти шесть. Я тихонько слезла с кровати, стараясь его не разбудить, и на цыпочках отправилась в ванную одеваться. Темно-синий костюм, туфли на низком каблуке — я всегда так одеваюсь на работу. Я решила позавтракать, но поняла, что не смогу съесть ни кусочка, — в животе все ходило ходуном.

Меня затошнило.

Я едва успела добежать до туалета, и меня вырвало водянистой гадостью. Боже, оказывается, нервы мои совсем расшалились. Я прополоскала рот холодной водой, руки слегка дрожали.

Было очень важно, чтобы все выглядело как обычно, просто очередной рутинный рабочий день. Ли крепко спал наверху, но лучше перестраховаться. Я аккуратно собрала волосы на затылке, закрутила узлом, накрасилась, выпила стакан воды, сполоснула его и поставила на сушку, подумав немного, прополоскала миску для хлопьев и ложку и тоже положила их на сушку.

Потом взяла сумочку, ключи и тихо вышла из дому, тихонько закрыв за собой дверь. Это было примерно в половине седьмого.

— Дыши, дыши. Вот так, умница. Нет, не надо торопиться. Давай вместе — вдох…

— Я не могу… я… Все ужасно…

— Молчи, молчи. Я рядом. Все хорошо, Кэти. Я с тобой.

Лоскуток шелка алел на ковре как открытая рана. Я не могла на него смотреть. В телевизоре всё еще хохотали — наверное, над моей истерикой. Полагаю, для постороннего взгляда мое состояние действительно выглядело уморительно.

Когда я смогла продышаться, Стюарт чуть ли не на руках доволок меня до кухни и посадил за стол, а сам занялся приготовлением чая.

— Ну, расскажи теперь, что случилось? — Его лицо было непроницаемым.

— Ты же видел! Я нашла это у себя в кармане.

Стюарт оглянулся и, прищурившись, уставился на пуговицу:

— А что это такое?

Я мотала головой, пока она не закружилась.

— Это пуговица от платья. Не в ней сейчас дело. Как она попала ко мне в карман? Я ее туда не клала. Ты понимаешь, что это значит? Он был в моей квартире, Стюарт! Он там был! Он положил ее туда.

— Эй-эй! Дыши! Еще, еще! Вот, так-то лучше. Не надо больше себя растравливать. Давай выпьем чая, вот, держи чашку, эй, осторожнее, чай горячий!

Но я уже обожгла себе горло. Мне казалось, что меня сейчас стошнит. Руки тряслись так, что чай выплескивался из кружки.

— Ты… не понимаешь…

Стюарт сел напротив меня и ждал, прихлебывая свой чай. Он всегда так невыносимо терпелив! Меня это просто бесит! Прямо как те суки-медсестры в больнице со своими фальшивыми улыбками.

— Проехали, забудь! — хмуро бросила я. — Мне уже лучше.

Стюарт молчал.

Я выпила чай и, как ни странно, действительно немного успокоилась. Правда, я все еще не могла смотреть на алый лоскут, не могла даже думать о том, какую весть он может мне нести. В конце концов я выдавила: