— Он сказал «подумать», а это не означает бросаться очертя голову.

Валентин усмехнулся.

— Понятно. Но это и придает поездке дополнительную привлекательность, делает ее настоящим приключением.

— Я не думала, что ты когда-нибудь женишься, Валентин. Что же будет со всеми твоими любовницами и содержанками, которых у тебя пруд пруди? Разве такая жизнь не предел твоих мечтаний?

— Я не прикасался к другим женщинам с тех пор, как поцеловал тебя, Элинор.

— Но я тебе сказала, что использовала тебя, — медленно произнесла она, снова протягивая ему связанные руки.

Рано или поздно ему все равно пришлось бы освободить ее. Наморщив лоб, он развязал ей руки, стараясь не повредить нежную кожу.

— Я не считаю, что ты использовала меня, Элинор. Я одно от тебя скрыл — что Мельбурн попросил меня присматривать за тобой. После того ужасного вечера у Белмонта я все равно стал бы делать это независимо от нашей с ним договоренности.

Она прикоснулась к его щеке.

— Мне хочется быть уверенной в том, что сейчас передо мной настоящий Валентин Корбетт. Мне нравится этот мужчина, но иногда под его личиной возникает совсем другой человек.

— Он еще не привык быть таким, как нравится тебе, — сказал Валентин, наклоняясь вперед, чтобы нежно прикоснуться губами к ее губам. У него участился пульс, когда он почувствовал, какими податливыми стали ее губы от его поцелуя. — Но он старается. И в его распоряжении еще целых три дня, чтобы уговорить тебя. Ты дашь ему шанс?

Он поднялся и, пересев к ней на сиденье, положил ее руки на свои плечи, и снова прильнув к ее губам. Видит Бог, он мог бы целовать ее целую вечность. Валентина охватывала паника при одной мысли о том, что он не сможет видеть ее, когда захочет, не сможет беседовать с ней и слушать, как она воспринимает окружающий мир. Он говорил с отцом Майклом еще не вполне серьезно, но если даже священник считает, что у него хороший план, то кто он такой, чтобы не соглашаться со святым отцом? К тому же это была самая лучшая мысль из всех приходивших в его голову за всю жизнь.

Она тихонько застонала, и он сразу же ощутил волнение плоти. Правда, она еще не дала согласия выйти за него замуж, но ведь и не отказала. И он ничуть не возражал против того, чтобы прибегнуть к убеждению, особенно если это включало физическое обладание предметом своей любви.

— Ты собираешься заняться со мной любовью прямо здесь? — тихо спросила она чуть дрожащим голосом.

— Да. В таком случае тебе уж точно придется выйти за меня замуж.

— Не знаю. Мельбурн, возможно, сумеет уговорить Трейси.

— Сначала я постараюсь убедить тебя, — пробормотал он, пересаживая девушку к себе на колени, чтобы было удобнее целовать.

— Еще я могу уйти в монастырь, — сказала Элинор, прикасаясь язычком к его уху.

— Теперь уже нет. — Он тихо рассмеялся. — Ты уже не сможешь прожить без мужчины. — Он медленно провел рукой вверх по ее ноге, поднимая тонкую ночную сорочку до бедра.

Он сразу же понял, что сказал что-то не так, потому что она подняла голову, чтобы посмотреть на него.

— А как насчет того, что ты больше никогда в жизни не почувствуешь прикосновения другой женщины? Если ты думаешь, что я буду смотреть сквозь пальцы на твоих любовниц, то глубоко ошибаешься.

Он почувствовал волнение, заметив ревнивые нотки в ее голосе.

— Я могу лишь дать слово — хотя, возможно, оно не слишком высоко котируется, — что мне не нужна никакая другая. Я хочу тебя.

— Что ж, в данную минуту твоя клятва хорошо сочетается с твоими личными интересами.

— Ты говоришь это серьезно? Думаешь, мне легко было организовать все это? Тайком проникнуть в твой дом, похитить тебя?

— Но ведь ты решился на эти меры только после того, как Мельбурн велел тебе держаться от меня подальше и пригласил Джона Трейси.

Конечно, сейчас это в какой-то мере связалось; у него были слабые доводы, и он это понимал.

— Да этого я думал… что у нас… у меня… будет больше времени, чтобы понять, почему ты вызываешь у меня такие чувства. Из-за дурацкого поведения Кобб-Хардинга обстоятельства изменились, и эта дверь для меня захлопнулась, — он усмехнулся, — поэтому мне пришлось влезать через окно.

— Это было сделано ради меня или ради тебя самого, Валентин?

— Разве нельзя сказать, что это было сделано ради нас обоих? Я уже не знаю, как тебе угодить, Элинор, — признался он, снова целуя ее и чувствуя, как она тает, отвечая ему. — Возможно, я не прав, но не могу допустить, чтобы ты вышла замуж за Трейси.

Она вздохнула.

— А чем же ты лучше? Он улыбнулся.

— Я не такой скучный. Сама подумай: поскольку ты не хочешь быть «правильной», мы с тобой будем хорошей парой.

Она вздохнула.

— Так-то оно так, но ты соблазняешь меня, пока я тут в ночной сорочке, и моя репутация в полной зависимости от тебя. Но что будет завтра?

Валентину нравилось то, как, трезво Элинор смотрит на окружающий мир, как откровенно высказывает свои мысли. Хотя сегодня он предпочел бы, чтобы она соглашалась с ним без всяких оговорок.

Крепко поцеловав ее последний раз, так чтобы хватило впечатления до Гретна-Грин, он снова усадил ее.

— Я теперь уверен в одном: ты не испытываешь никаких чувств к Джону Трейси, иначе давно уже выскочила бы из экипажа — даже на полном ходу. Наверное, трудно заставить тебя доверять мне. Но обещаю, что никогда не сделаю ничего такого, что может обидеть тебя. Ну, хочешь — подарю тебе собственный пруд для купания и не стану запрещать кататься верхом без седла или разговаривать с кем захочется. Только пожелай — я на все согласен. Нам с тобой будет хорошо вместе, весело, к тому же мы подходим друг другу. Черт возьми, ты понимаешь меня даже лучше, чем я сам. — Валентин нежно провел пальцем по ее щеке. — Но все это лишь слова, и тебе нужно поразмыслить. Поэтому я пока вздремну, а ты подумай и постарайся принять решение сегодня к вечеру.

После непривычно длинного для него монолога он устроился в углу, закрыл глаза и попытался убедить нижнюю часть своего тела в том, что небольшая отсрочка необходима. Он хотел жениться на ней. Теперь это стало главным делом его жизни. Но надо, чтобы она разделяла его стремление, причем вполне сознательно, а не только из желания поступить наперекор Мельбурну.

Молчание затянулось, и он открыл один глаз. Она сидела в противоположном углу и, сложив руки на груди, не отрываясь, смотрела на него. Валентин насторожился.

— Тебе холодно?

— Немного.

— Так почему ты об этом не скажешь? — спросил он и, стянув с плеч пальто, встал, чтобы накинуть его на ее плечи.

— Так что? Ты решила выйти замуж за Трейси?

Она вздохнула.