К этим книгам прикасался ее любимый человек, он вкладывал душу в литературу и становился таким, каким она хотела его видеть.

Миранда потрогала книги на полках. Прекрасные новейшие издания. Редкие тома. И, нечаянно задев одну из полок, протянула руку, чтобы удержать готовые упасть книги.

Листы бумаги, покрытые красивым наклонным почерком, выпали из кожаной папки.

Она подняла один из них и поднесла к лампе. «Восемь рецептов очарования» — было написано наверху.

Это были черновики того, над чем он работал. Она нахмурилась. Какое-то странное, неприятное чувство пронзило ее.

Ей не нужно было больше никакого подтверждения. Вот оно, лежит перед ней. Любопытство одолело ее, хотя она понимала, что не следует рыться в его личных бумагах. Здравый смысл отошел на второй план. Она открыла кожаную папку, содержавшую остальные страницы. Черновики. Здесь было только два «рецепта». Видимо, остальные шесть он еще не успел сочинить. На полях вопросы.

«Она согласится, если вы бросите ей вызов? Она легко примет пари.

Нужно видеть взгляд ее глаз, который скажет, что вы победили.

Раскроет объятия».

Она прикрыла глаза. Что это? Миранда ожидала найти новый материал, а вместо строчек, разбросанных в беспорядке, и пометок на полях здесь все ключи к ее соблазнению? Все о ней? Наклонные строчки заполняли лист бумаги. Чувствовалось, что автор старательно потрудился.

— Миранда, ты здесь?

Ее пальцы сжали листок. Она ощутила, как Макс подошел к ней сзади, слышала, как его босые ноги ступали по ковру.

— Что ты…

Он остановился рядом. И замер, увидев, что она держит в руке.

— Я объясню, — быстро сказал он.

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

Странно, почему она так спокойна? И откуда эта не свойственная ей раньше отстраненность?

Он взял листок из ее рук, ее пальцы разжались.

— Это старое…

— Я так не думаю.

Неужели этот холодный, чужой голос принадлежит ей?

— Я должен пояснить…

— Зачем?

Холодное спокойствие охватило ее. Лед пробрался под кожу, проник в кости. Сейчас они наконец выяснят все, и не будет больше секретов и лжи.

— Потому что я должен многое сказать тебе.

Нотка отчаяния звучала в его обычно контролируемом сдержанном тоне. Тени от лампы рисовали причудливые узоры на его лице.

— Ты сделал из меня игрушку? Испробовал на мне все способы обольщения, а потом… — Она подняла бровь. — Должна сказать, что ожидала чего-то более изысканного и изобретательного от Элиотериоса. Или чего-то более язвительного и осуждающего от мистера Питтса.

На его лице отобразилась такая гамма эмоций, что трудно было бы сказать, какая из них превалировала. Но разумеется, шок имел место.

— Я вовсе не делал из тебя игрушку. Я хотел заставить тебя больше доверять себе. И быть самой собой, не прячась за всеми этими романтическими мечтаниями.

Слова растопили лед. Она положила руку на его щеку, грубые подушечки ее пальцев касались его подбородка.

— Ты использовал меня. С холодной расчетливостью.

— Это не так.

— Оставь. Я была достаточно глупа и принимала все это всерьез.

Она еще туже затянула пояс пеньюара, затем подошла к двери в спальню.

— Но позволь, дорогая. Ты же все знала. — Он развернул ее лицом к себе, прищурился, страницы черновика все еще были в его руке. — Не отпирайся.

— Догадывалась, а потом точно знала с того памятного вечера у Ханнингов. Но я не предполагала, что ты используешь меня, чтобы собрать материал для новой книги. Это мне как-то в голову не приходило.

— Моя библиотека… — начал он, стараясь обрести почву под ногами.

— Да. Твоя бесценная библиотека. Она не понесла никакого ущерба. Я только перетасовала несколько разделов. Навела хоть какой-то порядок. Вспомни, что здесь было раньше.

Он вздрогнул.

— Мне нужно было, чтобы ты была рядом. А другого предлога я не нашел.

Она кивнула.

— Ты не мог бы подыскать какой-то другой объект для своих литературных упражнений?

— Я решил больше не писать. Совсем. — Он заглянул ей в глаза, желая, чтобы она поняла. — После той первой недели.

— Почему же? Продолжай. — Она протянула руку к черновикам, которые он зажал в руке. — Я уверена, ты можешь заработать хорошие деньги на этом. — Миранда повернулась и быстро собрала свою одежду. — Я даже куплю один экземпляр. Чтобы поддержать репутацию полной дуры.

— Что ты делаешь?

Сейчас никакие эмоции не могли изменить ее решения, даже желание быть с ним больше не прельщало ее. Их совместное будущее предстало перед ней в истинном, без романтического флера, виде. И холодный гнев заставил ее сделать первый шаг с этого пути.

— Я ухожу. — Она посмотрела в окно, прижимая к груди охапку одежды. — Всего хорошего, ваше сиятельство.

— Ты твердо решила?

— Да. Удачной женитьбы.

Она направилась к выходу.

Макс шагнул, загораживая ей дорогу.

— Так легко сдаешься?

Она довольно долго смотрела в окно.

— Почему? Напротив, пойду вперед своей дорогой. Может быть, поеду в Париж. — Она оглянулась на него. — Ты же сам часто говорил мне, что неплохо бы совершить такое путешествие. Рассказывал о Лувре…

— Я думал, ты любишь меня, — сказал он с горечью и разочарованием.

Как будто бы давно ждал, что она покинет его, и только сейчас понял, что она наконец решилась на это.

— Я действительно люблю тебя. Ты так много сделал для меня. Люблю такого, какой ты есть — мужчину с изломом и трещиной.

Он ничего не сказал. Его губы сложились в твердую линию.

— И поэтому я ухожу. Да и какой смысл нам оставаться рядом? Ты всегда будешь ждать, когда я оставлю тебя. А я — бояться, что ты устанешь от меня. Ведь ты не веришь в любовь, считаешь, что она сделает тебя слабым.

Миранда повернулась, чтобы уйти. Она в состоянии сделать это. Одежда упала из ее рук, перемешиваясь с его бумагами, которые сейчас в беспорядке были разбросаны повсюду. Твердые губы прижались к ее губам, и она ответила, сердитая и смущенная, но со странной отстраненностью, которую вдруг почувствовала.

Макс в смятении посмотрел на нее:

— Женитьба ничего не изменит. Ты же знаешь…

— У меня другое мнение.

— Жизнь — сложная вещь, — шептал он ей на ухо. — Я не могу ничего изменить. — Его губы прикоснулись к ямочке на ее шее. У нее уже остались метки с утра. — Постарайся понять.