Мэтью казался более любезным, чем обычно. Как правило, вино ей предлагала Мишель. Теперь же он сам взял бутылку со льда и наполнил бокалы для нее и жены. Увидев слезы в глазах Мишель, Фиона растерялась.

— Что случилось? В чем дело? Если вы заплачете, я тоже.

Мишель сделала над собой усилие и сдержала слезы.

— Утром приезжала полиция. Они не верят, что мы были там в тот… в тот день. Кто-то видел машину, похожую на нашу, на стоянке возле кинотеатра. Они хотят доказательств, что мы были на Лугу, а мы… у нас их нет. И никогда не будет.

— Будут. Я вам помогу. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать. Мне нельзя сказать, что я вас видела, поскольку мои сослуживцы уже сообщили полиции, что я была на работе до пяти. Но у меня есть знакомая — то есть близкая знакомая, — которая живет в районе Луга, и она скажет, что видела вас там; я уверена, она не откажется. Пойдет в полицию и заявит, что у нее есть доказательства, подтверждающие вашу историю. Позвольте мне это сделать, пожалуйста. Я знаю, все получится.

Мишель покачала головой, а Мэтью рассмеялся, словно ему было на все наплевать.

Встреча с избирателями в Тонборо была назначена на утро субботы, а не на пятницу, и поэтому Джимс отложил свою поездку в округ на двадцать четыре часа. Несмотря на то, что в четверг в газетах появилось объявление о регистрации брака, а полиция явно утратила к нему интерес как к подозреваемому в убийстве, большинство коллег консерваторов в Палате общин оказывали ему холодный прием. Тем не менее главный организатор парламентской фракции хранил молчание. Утром лидер фракции кивнул Джимсу и даже выдавил из себя улыбку. Джимс проникся уверенностью, что люди, от которых зависит его судьба, убеждены, что он не знал о семейном положении жены, когда первый раз заключал с ней брак.

По дороге в Дорсет никаких происшествий не случилось. Дорожные работы закончились, ограждения и знаки ограничения скорости убрали. Джимс приехал в Кастербридж вовремя и пообедал с Айво Кэрью, тем самым скрепив примирение. К ним присоединилась Кейт, сестра Айво, и они выпили и всласть посмеялись над небольшой услугой, которую эти двое вместе с Кевином Джеббом вчера оказали Джимсу. Во второй половине дня Джимс посетил дом престарелых, который занимал неоготический особняк, где пожилые дамы и джентльмены, разделявшие его политические взгляды, коротали остаток дней в роскошных номерах. Там он побеседовал с каждым из обитателей дома, осмотрел библиотеку и кинотеатр, произнес короткую речь. Джимс не призывал их голосовать за консерваторов, поскольку в этом не было необходимости, а просто просил принять участие в выборах, обещая удобный транспорт, который доставит их на избирательный участок. Еще до того как старики уселись за свой ужин, состоявший из четырех блюд, Джимс отправился на станцию Кастербридж Большой Западной железной дороги, где забрал Леонардо, приехавшего лондонским поездом.

Это было неосторожно. Джимс никогда так не делал, но теперь убедил себя, что никто ничего не узнает. Разумеется, они не пойдут ужинать в ресторан. Джимс купил холодную курицу, пирог с дичью, немного спаржи и сыр «Ливаро». Спиртного в Фредингтон-Крус всегда хватало. К тому времени, когда они добрались домой, вся машина провоняла сыром, поскольку день был теплым, но Джимса и Леонардо это лишь забавляло. Они решили, что на следующий день после окончания встречи Джимса с избирателями можно поехать в Лимс — Леонардо, поклонник творчества Джейн Остин, хотел еще раз взглянуть на место, где Луиза Масгроув упала на гранитные камни набережной.

В Тонборо не было смысла приезжать раньше половины одиннадцатого, поэтому утром они оставались в постели до девяти и могли бы проспать еще дольше, если бы Джимса не разбудили громкие звуки. Леонардо не проснулся. Он привык к шуму улицы в своей спальне: громкие голоса, гудки такси и визг тормозов грузовых машин. Джимс тоже привык к шуму, но не здесь, не в Фредингтон-Крус, где его могло разбудить только пение птиц. Он сел на постели и прислушался. Радиоприемник миссис Уинси? Нет. Он специально позвонил домработнице и предупредил, чтобы она сегодня не приходила. Кроме того, шум доносился снаружи. Голоса и шорох гравия на подъездной дорожке. Хлопнула дверца автомобиля. Джимс встал, надел халат и подошел к окну. Длинные, до пола, занавески были задернуты, но между ними оставалась узкая щель, не больше половины дюйма. Джимс выглянул и тут же отпрянул.

— О боже!

Леонардо пошевелился, перевернулся на другой бок и сонным голосом спросил:

— Что случилось?

Не ответив ему, Джимс сорвал с себя халат, натянул джинсы, в которые переоделся накануне вечером, и темную толстовку. Потом поднялся наверх, к одному из маленьких окошек с задернутыми шторами. Он знал, что если специально не наблюдать за окнами, то снизу практически невозможно увидеть стоящего за ними человека, когда свет в комнате не горит. Джимс встал на четвереньки и выглянул в окно, подняв голову над подоконником до уровня носа.

У дома собралось человек пятьдесят: мужчины и женщины с камерами, блокнотами и диктофонами. Все приехали на машинах и теперь либо стояли рядом, облокотившись на них, либо сидели внутри, распахнув дверцы. Женщина, которой помогали еще две других и молодой человек, разливала что-то из фляжки в пластиковые стаканчики. Все оживленно болтали и смеялись. Даже с такого расстояния Джимс видел, что вся его дорожка усыпана окурками.

Утро выдалось хмурым, но не темным. Маленькие комнатки наверху когда-то служили спальнями для слуг и всегда были погружены в полумрак. Тем не менее это не оправдывало поступок Леонардо. Он вошел в комнату вслед за Джимсом в одних широких трусах и, воскликнув: «Какого черта ты ползаешь тут на четвереньках, словно собака?» — включил верхний свет.

Толпа внизу взревела, замерцали вспышки фотоаппаратов и все, как один, ринулись к ступенькам парадной двери.

Газету, которая купила статью Натали, обычно не приносили в квартиру номер семь жилого комплекса «Сады аббатства». Зилла заказала ее специально. В субботу утром она проснулась очень рано, часа на два раньше обычного, в радостном ожидании почты. Накануне вечером, проверив, что щедрое ежемесячное содержание от Джимса поступило на ее банковский счет, она позвонила на телеканал «Луна и звезды». Утром в понедельник они пришлют за ней машину, чтобы отвезти на съемки передачи «К завтраку». Поскольку миссис Пикок уволилась, Зилла договорилась с молодой иранкой, убиравшей в квартире номер девять, что та придет в воскресенье вечером, чтобы в понедельник побыть с Евгенией и Джорданом. Потом она убрала в доме и записалась на прием к детскому психиатру.

Мысли о катастрофе, которая ждет Джимса, доставляли ей огромное удовольствие. Зилла точно знала, что в его дом в Фредингтон-Крус утренние газеты не приносят, и он в любом случае не увидит эту, которую всегда причислял к категории «бульварных листков». Скорее всего, все раскроется на встрече с избирателями. Какой-нибудь обиженный житель Тонборо, недовольный муниципальным налогом, воспитанием своей собаки или пособием по нетрудоспособности, обязательно принесет с собой экземпляр газеты. Такой счастливой Зилла не чувствовала себя с тех пор, как во время свадьбы шла по проходу часовни Святой Девы Марии.