Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действия Очкина вызывают подозрения у Виктора Тополян- ского: Очкин в январе 1920 года был назначен главным врачом хирургического госпиталя имени Буденного в Первой конной армии. «Скорее всего, Очкина привлекли к исполнению не свойственных ему профессиональных обязанностей по распоряжению инстанций, — пишет Тополянский. — Соответствующие инструкции мог привезти ему, в частности, его бывший командир Буденный, неожиданно возникший в его клинике утром перед операцией».
Но такие истории случаются только в авантюрных романах. Менее всего рубака Буденный годился на роль связного в таком деликатном деле. Да он и не принадлежал к узкому кругу личных приближенных Сталина. Генсек его всегда поддерживал и защищал, но личного общения между ними было мало.
Мысль о сознательном убийстве М. В. Фрунзе по распоряжению И. В. Сталина выражена в публикациях бывшего помощника генсека Бориса Баженова, позже бежавшего за границу. Но, вырвавшись за пределы СССР, этот человек встал на откровенно антисоветскую позицию. Других выводов от него и ожидать не следовало. В своих поздних рассуждениях Баженов даже дошел до того, что заподозрил Михаила Васильевича в организации антиправительственного заговора на той основе, что Фрунзе, возглавив военное ведомство, на высшие командные посты назначал людей, «подобранных по принципу их военной квалификации, но не по принципу их коммунистической преданности». На этом основании Баженов писал: «Глядя на списки высшего командного состава, которые привел Фрунзе, я ставил себе вопрос: "Если бы я был на его месте, какие кадры привел бы я в военную верхушку?" И я должен был себе ответить: именно эти кадры, вполне подходившие для государственного переворота в случае войны».
Столь серьезные обвинения на столь зыбкой почве из уст перебежчика звучат очень неубедительно.
Далее Баженов пишет: «Сталин вел себя по отношению к Фрунзе скорее загадочно. Я был свидетелем недовольства, которое он выражал в откровенных разговорах внутри тройки по поводу его назначения».
И опять это звучит неубедительно. К 1925 году, после поражения Л. Д. Троцкого, при желании И. В. Сталин сравнительно легко мог выдвинуть на должность наркома по военным и морским делам другого человека. Но он почему-то свой выбор остановил именно на М. В. Фрунзе. Возможно, это был вынужденный шаг, совершенный под давлением конкретных обстоятельств (неблагоприятная внешнеполитическая обстановка, кадровый «голод»). Но сведений о таких обстоятельствах не сохранилось.
В майском номере журнала «Новый мир» за 1926 год была опубликована «Повесть непогашенной луны» писателя Бориса Андреевича Пильняка (Вогау), переизданная московским издательством «Книжная палата» в 1989 году. В этом произведении автор, не называя имен Сталина, Фрунзе и других, излагает свою версию убийства крупного советского военачальника на операционном столе. Современники без труда домыслили и расставили в этой повести многие громкие имена.
Выход в свет этой повести вызвал большой скандал. Печать, как по команде, обрушилась на ее автора, находившегося в то время за границей, обвиняя его в искажении подлинных фактов, клевете на советский строй и Коммунистическую партию.
13 мая 1926 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, в котором признало, «что "Повесть о непогашенной луне" Пильняка является злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии» и предписало изъять из обихода пятый номер журнала «Новый мир». Членам редакционной коллегии журнала был объявлен строжайший выговор, а сам Б. А. Пильняк был исключен из списков сотрудников ведущих журналов страны.
Данная реакция руководства партии достаточно четко говорит о том, что в произведении писателя были проведены слишком яркие параллели между вымыслом и реальностью. Внезапная смерть М. В. Фрунзе наделала много шума, и многие были готовы видеть в ней хорошо спланированную акцию.
В то же время сам Б. А. Пильняк, вернувшись в СССР из-за границы и узнав о реакции на свое произведение, начал оправдываться. В предисловии к книге Б. А. Пильняка, изданной в 1989 году, его сын Б. Андроникашвили-Пильняк приводит письмо, в котором опальный писатель пишет:
«Написав "Луну", я собрал группу писателей и моих знакомых партийцев (как это я обыкновенно делаю), чтобы выслушать их критику — в том числе был и редактор "Нового мира". Повесть была выслушана большим сравнительно количеством людей, одобрена и тут же взята к напечатанию для "Нового мира"… Сейчас, задним числом (я никак не хочу этим письмом себя оправдывать), я вижу, что появление моего рассказа и напечата- ние его — суть бестактности. Но поверьте мне, что в дни написания ни одной недостойной мысли у меня не было, — и, когда я, вернувшись из-за границы, услыхал, как был принят мой рассказ нашей общественностью, — ничего, кроме горького недоумения, у меня не было, потому что никак, ни на одну минуту я не хотел написать вещи "оскорбительной памяти тов. Фрунзе" и "злостно клевещущую на партию" (как было написано в июньском "Новом мире")».
Эта история также вызывает двоякое чувство. С одной стороны — негативная реакция руководства ВКП(б), за которой нетрудно увидеть И. В. Сталина. Повесть, безусловно, работала в пользу врагов советского строя, которых было немало в стране и за рубежом. Недаром в последующем она неоднократно переиздавалась в различных странах с соответствующими комментариями.
С другой стороны, автор при ее написании не располагал какими-либо документами и даже компетентными свидетельствами. Едва ли писатели и простые партийцы могли высказать что-то более существенное, чем личные догадки, и пойти дальше, чем оценка литературного стиля произведения. Тема была слишком «горячей», и именно это предопределило публикацию произведения, а иносказательность персонажей освобождала автора и остальных от ответственности.
В последующем Б. А. Пильняк написал еще ряд произведений, некоторые из которых также были признаны антисоветскими. Он был арестован 25 октября 1937 года на даче в Переделкино. 21 апреля 1938 года Б. А. Пильняк-Вогау был осужден Военной коллегией Верховного суда СССР и приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.
Таким образом, история смерти М. В. Фрунзе покрыта паутиной всевозможных версий, домыслов и догадок. Их муссируют уже много лет, особенно в последние годы, когда стало особенно модным обличать советскую власть и лично И. В. Сталина в различных преступлениях. Некоторые авторы и сценаристы уже дошли до того, что стали свидетелями убийств многих политических, военных деятелей, ученых, писателей… Литературная вседозволенность, практическое отсутствие цензуры и научной редакции привело к тому, что на народ хлынули обильные потоки заказной и дилетантской лжи, которую многие принимают за правду. В результате история искажается и даже меняется до неузнаваемости. Демократы, которые обвиняли в этом многие режимы, в том числе и советский, сами легко и быстро взяли на вооружение антинаучные приемы и начали переписывать историю в свою угоду. Жизнь и смерть М. В. Фрунзе стала частью этой «обновленной» истории.
Вполне очевидно, что Михаил Васильевич многим был неугодный, многим мешал в достижении ими честолюбивых замыслов. Гражданская война для коммунистов победоносно завершилась, настало время делить власть, получать привилегии. За ними выстраивалась длинная очередь. Придумывались новые должности. Но безразмерным бюрократический аппарат быть не мог. Постепенно заполнялись все его ячейки. Вскоре всякое продвижение вперед стало возможным только после освобождения вышестоящей ступени.