Тем временем Нимрод собрал всех маленьких мусорщиков и, заговорив с ними по-французски, предложил пятьдесят американских долларов за сведения о серебряном контейнере, который он описал им во всех деталях.

Дети жались, переглядывались — Джону и Филиппе показалось, что им очень страшно, — но в конечном счете один мальчик по имени Эрбен собрался с духом и отвел их туда, где валялся контейнер. Нимрод его тут же открыл, но, как он и ожидал, флакона из-под духов внутри не было.

Нимрод сказал Эрбену, что в контейнере раньше лежала очень ценная стеклянная бутылочка, сделанная в Египте, и что он заплатит еще пятьдесят долларов, если она найдется в целости и сохранности. Сначала Эрбен отнекивался и говорил, что больше ничего не знает. Но в конце концов признался, что видел, как такую бутылочку прятал накануне его друг Галиби. Едва он упомянул имя Галиби, остальные дети стали тревожно перешептываться. Некоторые даже заплакали. Нимрод понял, что это плохой знак.

— Где Галиби? — спросил он стоявшего перед ним оборванца Эрбена. — Я должен с ним очень срочно поговорить.

Лицо мальчика страдальчески скривилось.

— Галиби исчез.

— Поэтому ребята плачут?

— Да. Все думают, что он стал жертвой колдуна вуду.

— Вуду? Что ты имеешь в виду?

— Сам я в такие вещи не очень верю, — сказал Эрбен. — Но Галиби исчез, это факт. А другой факт, что от него теперь осталась одна только кукла.

— Можно посмотреть на эту куклу? — попросил Нимрод.

Эрбен повел Нимрода и его спутников к маленькой часовне на краю свалки, где перед примитивным крестом были выложены различные предметы, а среди них стояла статуя сантиметров шестьдесят высотой, удивительно похожая на живого мальчика лет одиннадцати, босого, в рваных джинсах и грязной футболке.

— Я не знаю, из чего сделана эта кукла, мсье, — сказал Эрбен. — Но она довольно тяжелая. И ужасно похожа на него. Особенно глаза. Видите? Прямо следят за каждым моим движением. Ну, все, понятное дело, боятся…

У Нимрода на цепочке вместе с ключами болтался крошечный фонарик. Он направил тоненький лучик в глаза статуи.

— Да уж, живее некуда, — сказал он мрачно, заметив, что зрачки статуи сужаются от яркого светового луча. Он обратился к миссис Гонт по-английски, чтобы не расстроить Эрбена. — Это он и есть.

— Ты хочешь сказать, что это — настоящий мальчик? — вскинулся Джон.

— Без сомнения. — Пребывая в глубокой задумчивости, Нимрод вынул какую-то крошку из уголка рта статуи. Сначала он решил, что это просто грязь, но на ощупь это оказалось самое настоящее насекомое, причем покрытое шоколадом.

— Что это? — удивилась Филиппа.

Нимрод настороженно обнюхал находку.

— Похоже, муравей. В шоколаде. Очень вероятно, что в нем-то и содержится диминуэндо. Если съесть такую штуку, на тебя начинает действовать джинн-заклятие, и ты постепенно уменьшаешься и превращаешься в куклу.

— Бедный! — сказала Филиппа. — Нимрод, мама, мы должны ему как-то помочь!

— Что тут поделаешь? — вздохнула миссис Гонт. — Это заклятие Иблиса. Он сотворил и скрепил его своей джинн-силой. Поэтому никто, кроме Иблиса, снять это заклятие не может. Так уж устроен мир, Филиппа.

Филиппа умоляюще посмотрела на дядю, но тот устало покачал головой:

— Твоя мать права. Но какой он все-таки злодей! Это же надо! Устроить такую подлость человеку, который выпустил его из бутылки! Мало того, что не даровал ему три желания! А вместо этого уменьшил его и превратил в живую куклу!

— Как это — в живую? — воскликнул мистер Джалобин. — Вы хотите сказать, что он может нас слышать и видеть?

— Боюсь, именно это я и имею в виду, — сказал Нимрод.

— Неужели мы ничем не можем ему помочь? — возмущенно спросил Джон.

— Не можем, пока не поймаем Иблиса, — ответил Нимрод. — В сущности, Джон, ситуация ровно такая же, как с бедным Финлеем. В сокола его превратил ты, и только ты мог снять свое заклятие.

Тут послышались детские голоса, и, обернувшись, они увидели, что к ним со всех ног бегут еще несколько оборванных ребятишек. Один из них держал в руках тот самый стеклянный флакончик, в который Нимрод заключил Иблиса в Каире прошлым летом. Крышечки на флаконе не было, а из горлышка торчал свернутый листок бумаги. Записка оказалась адресована Нимроду. Он начал читать вслух.

Мой дорогой Нимрод!

Когда ты будешь читать эту записку, меня здесь уже не будет. Но не волнуйся. И ты, и твои пакостники-племяннички увидите меня очень скоро. Даже скорее, чем ты думаешь. Говорят, детки любят кукол? Вот я и приготовил подарочек для Джона и Филиппы. Запоздалый рождественский подарок от дяди Иблиса. И пусть помнят, что им грозит, когда все мы встретимся вновь.

— Мы забираем этого ребенка с собой в Нью-Йорк, — объявила миссис Гонт.

— Но ты же вроде сказала, что мы ничем не можем ему помочь? — сказала Филиппа.

— Это было до того, как я узнала, что Иблис намерен навестить нас в Нью-Йорке, — сказала миссис Гонт. — Если он действительно появится, мы будем готовы к этой встрече. И когда мы успешно закатаем его в бутылку с отбеливателем, он, надеюсь, станет вполне сговорчив насчет бедного Галиби. — Миссис Гонт сердито закусила губу. — Пускай это будет последнее, что я успею сделать, прежде чем… — Тут она осеклась. И, поймав на себе взгляд Нимрода, добавила: — Иблис еще пожалеет, что посмел угрожать моим детям.

После Ирака, Иордании и французской Гвианы в Нью-Йорке оказалось очень холодно. Причем не только для джинн. Даже мундусяне жаловались на морозный январь. На следующий день после возвращения Джона и Филиппы градусник за окном показывал минус шестнадцать по Фаренгейту, то есть минус двадцать семь по Цельсию, а по телевизору сказали, что это самая низкая температура, когда-либо зарегистрированная в Центральном парке. И никто так не страдал от этой жуткой стужи, как Джон и Филиппа. В тех редких случаях, когда близнецы рисковали высунуть нос на улицу, они непременно клали в рюкзачки горячие саламандровы камни, которые дала им доктор Сахерторт, чтобы поддерживать высокую температуру тел. А еще в подвале их дома всегда была наготове горячая сауна, так что при необходимости они снова могли почувствовать себя настоящими джинн.

Вернувшись домой, Джон первым делом обнял папу. Живой! Джону было очень важно в этом удостовериться, потому что ему то и дело вспоминалось, как он убил седьмого хранителя Иравотума в туннеле под Самаррской башней.

— Да что с тобой? — в конце концов не выдержал мистер Гонт, поскольку Джон тщательно ощупывал его с головы до ног.

— Ничего. — Джон сиял от счастья. — Со мной все в порядке. И с тобой тоже, папа. Просто здорово видеть тебя снова.

Он продолжал радостно сиять, когда, признавшись, что сломал миниатюрную статую Свободы тут же получил от мистера Гонта наказание: никаких карманных денег на целый месяц.