— Пригодится…

— Я не могу его отдать, — не особенно уверенно произнес Инженер. И глаза у него стали грустные.

— Не можешь. Но отдашь, — заверил я его.

— Ты мне руки выворачиваешь, — обиженно произнес он и опять зевнул, поняв, что с шашкой против танка не попрешь.

— Я? Тебе? Ты не представляешь, что это такое — когда выворачивают руки.

— Да, — он глубоко вздохнул…

Телевизор, который я включил на всю мощь, чтобы облегчить пробуждение Инженера, продолжал работать. Показывали дневной выпуск «Времища».

— Новости, — зачирикала телеведущая, ерзая в кресле и копаясь в бумагах, не глядя в зрачок видеокамеры. Нашла, что нужно, и сказала. — У нас прямой эфир. Уважаемые телезрители, мы ждем ваших сообщений.

Дзинь, дзинь.

— Вы в эфире, — улыбнулась телеведущая.

— Я правда в эфире? — послышался коряво грубый мужской голос.

— Правда.

— Не верю.

— Слушайте, включите телевизор и убедитесь.

— Ах, я правда в эфире, — наконец дошло до телезрителя. — Ну тогда слушайте.

— Ну тогда говорите.

— Я из ближнего Подмосковья. Поселок Правдинский. У нас на прошлой неделе был конкурс двойников. Со всей России съехались. Ленин, Сталин, Алина Булычева… Ой, какие похожие.

— Материал о конкурсе был в эфире.

— Вы не перебивайте. Я стесняюсь! — гаркнул телезритель. — Так вот. Один двойник сбежал. И шатается по лесу.

— Двойник кого?

— Нашего президента… Я его сам видел полчаса назад около свинофермы в Калачевке. Он по дороге на Москву шел. А на меня — ноль внимания.

— Мне кажется, это перепады погоды. Галлюцинации, — очаровательно улыбнулась телеведущая.

— Я что, врать буду?

— Вам в поселок давно водку завозили?…

Я повернулся к Инженеру.

— Это что?

— Калачевка, — у него моментально пропала зевота, и он смотрел на телевизор, как на тарантула. — Около Калачевки мой дом. «Чучело» самоактивизировалось.

— И что?

— И теперь прется к Москве.

— Почему к Москве?

— Запрограммировано на определенный диапазон частот. Или на импульсный радиопередатчик, или на Останкинскую башню. Сейчас оно пойдет в Останкино.

Я схватил компьютер, сдернул за шиворот Инженера.

— Поехали!.. Шевелись, маньяк ученый! Шевелись!

Кто ж спорит с тем, что есть высшие силы, которые руководят всем этим хороводом, именуемым судьбой. Случайность — это лишь порождение ущербного ума материалистов. Нет случайностей. Все предопределен но. Все расписано в необъятном бесконечном Гроссбухе, в котором каждому указано, кто что делает и что получает за это.

И так уж там обозначено было Главным Бухгалтером, что в одной точке для взаиморасчета сошлись все — «чучело», боевики Олигарха Всея Руси, горные бандиты, Мы с Инженером подоспели, когда расчет уже начинался.

Скорее всего, и те, и другие слушали «Времище» или им сообщил кто-то из источников о появлении «чучела». Это мне неведомо и нет интереса узнавать. Маршрут же движения куклы просчитать было несложно — компьютерные мозги выдадут направление на Москву.

И вот теперь обе враждующие стороны на раздолбанном перекрестке двух проселочных дорог били друг друга почем зря из автоматов, скрываясь от пуль за развалинами свинофермы и за своими автомашинами.

В последний раз здесь были такие бои, когда немцы рвались к Москве, и их тяжелые танки накатывали на ежи, а на них шли обвязанные гранатами замерзшие, измученные, но не сломленные люди. Здесь, на этом перекрестке, где стоит на пьедестале противотанковая пушка, те люди отдавали свою Жизнь за Родину, за будущее всех, зная, что отступать некуда, что позади Москва. Больше чем через полсотни лет здесь же их потомки убивали друг друга в порыве веселого наваждения бесовской злобы. Понимали, что им тоже некуда отступать, что за их спиной чьи-то счета в банках, виллы, яхты. Они умирали за чьи-то деньги, за чьи-то интересы, за то, чтобы самим жрать в два горла, менять тачки, как перчатки, и учить своих детишек в забугорных университетах — прежде всего науке ненавидеть и презирать свою страну. То есть, по большому счету, умирали они ни за что.

На обочине намертво замерли прошитые очередями, со спущенными шинами «БМВ», «Исудзу-труппер». Самое интересное, что в этой мясорубке стоял поодаль бронированный, девятиметровый черный представительский «Линкольн» с холодильником, двумя телевизорами, видеомагнитофоном, баром, кожаными сиденьями, спутниковой связью. Его багажник был разворочен гранатометом.

Сам Олигарх Всея Руси валялся в канаве и, кажется, поскуливал. Хотя невозможно было услышать с такого расстояния, да еще под грохот очередей, но я будто наяву услышал его скулеж.

— У-йя! — прошипел Инженер, когда выпущенные из автомата пули прошили кустарник над нашими головами. Он вдруг попытался приподняться, чтобы, как обычно, вприпрыжку рвануть прочь.

Я вдавил его морду во влажную землю:

— Лежи, болван!

Инженера била мелкая дрожь. Он пытался отвести глаза, спрятаться от всего, но глаза были прикованы к происходящему — к развороченным машинам, к телам, безжизненно лежащим около них и лишь едва вздрагивающим, когда по ним врежет шальная пуля.

— Бесы, гады… — шептал Инженер, — бесы… Он начал неистово креститься.

— А ну тихо, — прошипел я, вкладывая в шипение как можно больше угрозы. Подействовало. Инженер заткнулся, А я в бинокль начал обозревать битву.

Мы подоспели к моменту, когда охрана Путанина и горные орлы Баши Бадаева практически извели друг друга. Из-за каменной кладки врезала последняя очередь, после чего пославший ее горец встал, сжимая автомат, подержался за грудь рукой и упал лицом в траву.

Все. Игра почти закончена. Счет равный. Осталось две действующие фигуры.

Из-за джипа шатаясь вышел, сжимая пистолет, сам Баши Бадаев — хилое телом воплощение ненависти ко всему живому. Эдакий демон зла.

Второй демон хоронился в сточной канаве. Увидев приближающегося Бадаева, он вскочил и, подпрыгнув, бросился бежать. Под мышкой он зачем-то сжимал кожаную папку.

— Ай-я-а! — зычно ликующе завопил ичкер, прицелился в Путанина из пистолета и нажал на спусковой крючок.

Я уже попрощался с Олигархом. Прогрохотал выстрел,

Путанин мчался прочь как ни в чем не бывало. Свинцовые пули его не берут, что ли? Нет, скорее всего Баши Бадаев просто промахнулся.

— Ай-я! — этот крик, вырвавшийся из горла Баши Бадаев, а был криком разочарования. Горец отбросил от себя пистолет с заклинившим в крайнем положении затвором, вытащил из-за пояса внушительных размеров нож и устремился следом за Олигархом.