– Понял, – отвечает Николай. – Атакую! – и сваливает самолет в пике, стараясь угадать ту самую точку пересечения траекторий взлетающего перехватчика и собственного истребителя. Перегрузка вдавливает в кресло, самолет, кажется, сейчас затрещит и развалится в воздухе. Секунды тянутся, словно время вдруг замедлило свой бег. Успев заметить растущий в воздухе странный, похожий скорее на бабочку, силуэт с непривычно-ярким пламенеющим хвостом пламени сзади, Николай жмет на гашетку. Мимо проносятся трассеры, ведомый тоже решил поддержать атаку. Выходя из пике, Козлов тянет ручку на себя, и в этот миг самолет ощутимо вздрагивает в воздухе. Темнеет в глазах, но даже сквозь подступающую тьму он видит расплывающийся в задней полусфере шар огня. Немец сбит.

Набрав высоту, истребители переходят в горизонтальный полет и разворачиваются курсом на аэродром. Николай, связавшись с КП, передает замеченные координаты точки старта. Пусть обработают этот квадрат бомбами, мало ли какие сюрпризы могут там таиться.

4 мая 1944 г. Москва. Кремль.

Кабинет т. Сталина.

Тов. Сталин

– Товарищ Сталин, я считаю, что дальше откладывать штурм Берлина смысла не имеет. Мы уже уничтожили все, что можно уничтожить дальнобойным оружием. Население, которое смогло выйти из города, уже вышло. Остальное и не пытается, а чаще всего не выпускается немецкими властями. Отдельные попытки восстания среди армейских частей подавляются эсэсовцами. Пока Берлин держится, немецкие войска в котлах продолжают сопротивление, сковывая наши части и угрожая прорывами на запад. Очень им хочется от нас на западе спрятаться. Против нас действуют значительные силы, но я сомневаюсь, что немцам удастся сдержать наш удар. Только взятие Берлина решит все…

Каждый из присутствующих словно пробует это слово на вкус… «Берлин»… Слово имеет солоноватый привкус человеческой крови. Один из самых мощных фронтов – Первый Белорусский – стоит вокруг Берлина, словно охотник из анекдота, поймавший медведя. Дав два дня на выход гражданского населения из города, советские войска начали артиллерийский обстрел и воздушные бомбардировки города, готовясь к штурму. Прошло всего четверо суток, и Жуков уже требует начать наступление. Не обернется ли нетерпение товарища Жукова дополнительными потерями? Или наоборот, уменьшит потери за счет более быстрой капитуляции немецких котлов? Жуков, недавно назначенный командующим вместо Василевского, отозванного в Москву и назначенного первым заместителем Наркома Обороны, говорит в своей обычной манере, напористо и агрессивно. И, следует признать, весьма убедительно. Я подхожу к карте и внимательно рассматриваю нанесенную на нее обстановку. Размышляю вслух:

– Подведем итоги, товарищи. Если мы возьмем Берлин, мы освободим войска Первого Белорусского фронта, которых нам не хватает для ликвидации оставшихся очагов сопротивления противника. Мы возьмем Берлин – и получим официальную капитуляцию Германии. Мы возьмем Берлин – и лишим противника моральной опоры сопротивления. Перевешивают ли преимущества взятия Берлина возможные потери при штурме? Есть мнение, что это так. Есть другие мнения?

Других мнений нет. Всем не терпится закончить эту войну как можно скорее. Действительно, «нам всем нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим».

Но не стоит забывать, что война на взятии Берлина не заканчивается. Поэтому переходим к обсуждению планов остальных фронтов и наших разведывательно-контрразведывательных органов. Операция «Пайпер-клип» в советском варианте, названная без затей «Скрепкой», обдумана нами еще во время выхода к границам Германии. Теперь товарищи Берия и Абакумов докладывают о ее воплощении в жизнь. Заодно отчитываются по выловленным нацистским бонзам. Удивительно, но ЗДЕСЬ Кейтель, оказавшийся на юге Германии, сумел ускользнуть в Швейцарию. Спрятался от суда, готферан. Хотел отдать приказ о том, чтобы его выкрали, но передумал. Пусть поживет, зато мы сможем отследить каналы, по которым нацисты связываются с единомышленниками у наших союзников.

Наконец, все вопросы по Германии решены. Отпускаем всех, кто уже не нужен, и продолжаем совещание в узком составе. Надо думать о ближайшей перспективе – войне с Японией. Пакт мы денонсировали вчера, теперь обсудим план войны и переброски войск. Докладывает Антонов:

– Все сухопутные, воздушные и морские силы будут объединены под общим командованием – Главным командованием советских войск на Дальнем Востоке во главе с маршалом Советского Союза А.М. Василевским. Главнокомандующему подчиняются все три фронта, Тихоокеанский флот и Краснознаменная Амурская флотилия. Для координации действий сил флота на морском театре военных действий во Владивосток отправился адмирал флота Н.Г. Кузнецов. Действиями авиации будет руководить маршал авиации А.А. Новиков… Перегруппировка войск проводится в условиях строжайшей секретности. В настоящее время уже переброшена часть войск бывшего Карельского фронта… Наступление советских фронтов начнется на земле, в воздухе и на море одновременно…

– Это хорошо, товарищ Антонов. Есть мнение, что план следует принять. Товарищ Василевский? Товарищ Малиновский? Товарищ Пуркаев? Товарищ Горбатов? Все согласны? Отлично. Теперь, товарищ Василевский, полностью переключитесь на дальневосточные дела. Все предварительные наработки Генштаба надо свести к общему знаменателю. Сроков проведения кампании никому не называть, новых людей к разработке плана, по возможности, пока не привлекать. Время начала войны – один из наших ключевых секретов. Вы решили вопрос с начальником штаба Главного командования?

– И Захаров, и Курасов отказались.

– Есть другие кандидатуры?

– Есть – генерал-полковник Иванов. Его настоятельно рекомендует Толбухин.

– Хорошо, забирайте Иванова и готовьтесь.

Поднимаюсь и подхожу к лежащей на соседнем столе карте. Надо еще раз напомнить всем, особенно Малиновскому, о трудностях.

– Войскам Забайкальского фронта предстоит решить сложные задачи по разгрому вражеской группировки на западной границе Маньчжурии. Меня беспокоит проблема прорыва наших танковых сил через горные перевалы Большого Хингана. Генштаб уверяет меня, что использование в составе фронта 6-й гвардейской механизированной армии генерала Кравченко явится как раз наибольшим сюрпризом для японцев. Учтите это, товарищ Малиновский.

– Слушаюсь, товарищ Сталин. Сделаем все возможное.

– Сделайте, сделайте, товарищ Малиновский. Теперь от вас зависит очень многое, и, прежде всего, непосредственная подготовка войск, – отвечаю, затем разворачиваюсь и, глядя на сидящих военных, поясняю: – Мы собираемся в Берлин, на конференцию. Вопросы очень сложные: по разделению Германии, контрибуции, по новому порядку в Европе. Союзники, судя по всему, не рассчитывают разбить Японию в ближайшее время, будут втягивать нас в эту войну. Мы останемся верны нашим обязательствам, вступим в войну, но провести ее должны решительно, в самые короткие сроки, победоносно. Мир должен понять, что без Советского Союза закончить Вторую мировую войну невозможно…

7 мая 1944 г. Берлин