Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винге брезгливо стряхнул руку с плеча.
– Если бы Ройтерхольм не разделался с Норлином, ваши дни были бы сочтены.
Тоссе запрокинул голову и громко захохотал:
– Ройтерхольм? О Сесил, я вспомнил! Я вспомнил, каким ты был в университете! Нелепая смесь потрясающей проницательности и не менее потрясающей, попросту идиотской наивности.
Он одним глотком осушил бокал, небрежно бросил его на заснеженный булыжник и вернулся к своей компании.
Сгибаясь под ударами ветра со снегом, они пробежали сотню метров до дома Индебету. Сторожа на месте не было, должно быть, заснул. Блум пошарил в кармане и вытащил связку ключей.
Винге закашлялся.
– Исак, – спросил он, кое-как подавив приступ, – ты работаешь в управлении с какого года? Восемьдесят седьмого? Восемьдесят восьмого?
– С восемьдесят шестого. – Блум с трудом открыл тяжелую дверь.
Они потоптались на лестничной площадке, отряхивая снег. Кардель приложил руку к стене – не теплее, чем снаружи. Блум небрежно махнул рукой – следуйте за мной – и повел их по коридорам. Винге шел в двух локтях позади, сложив руки за спиной.
– Ты несколько лет работал бок о бок с Лильенспарре. Что ты знаешь о его шпиках? Информаторах, которыми он наводнил страну?
– Король Густав с годами становился все подозрительнее, и не без оснований – врагов у него становилось больше и больше. Лучше всего он чувствовал себя в Хаге, в своем выдуманном мире с сосновыми рощами и скалистыми берегами, вдали от дворцовых интриг. Давал своим владениям итальянские имена… скажем, Porto Tranquillito35 и тому подобное. Дворяне, едва заслышав про его причуды, крестились и плевали через плечо, его собственные пажи шепотом рассказывали душераздирающие истории… Один из этих пажей, кстати, с королем и покончил. Лильенспарре возглавлял полицейское управление с семьдесят шестого года, тогда шел всего-то четвертый год правления Густава, и король со временем все больше нуждался в его услугах. Он вменил Лильенспарре в обязанность создать сеть шпионов. Они должны были подслушивать разговоры в трактирах и кофейнях и докладывать полицеймейстеру. В последние годы, конечно, король косился на Францию. Боялся, что зараза революции перекинется и на наше королевство. Петушки Лильенспарре кукарекали круглые сутки. Искали предателей и бунтовщиков.
Винге понимающе кивнул.
– Я помню, – сказал он. – Лильенспарре ушел в отставку в прошлом году… в декабре, как раз год назад, а его информаторы продолжали посылать свои доклады. Откуда им было знать, что шефа отправили в ссылку в Померанию. Мы ищем нераспечатанные письма, пришедшие весной и летом.
Блум показал в конец коридора:
– Все, что лежало на столе Норлина, я взял в охапку и отнес в чулан. Несколько раз ходил. Там полно всяких бумаг. Вроде бы они никому и не нужны, а выкинуть – рука не поднимается. Бумаги Норлина сложили в то бюро в углу. Да-да, в это самое, вот-вот развалится. Ему, наверное, лет сто, оно дышало на ладан еще до того, как мы переехали в Индебету. Все, что осталось от бумаг Лильенспарре, собрано в нем. Позвольте, я вам посвечу.
Он поднял фонарь повыше. Не чулан, конечно, но очень небольшое помещение, к тому же очень пыльное, заваленное бумагами, папками, книгами и журналами. Кардель открыл бюро, и оттуда обрушились на пол вороха бумаг – дверца была единственным препятствием, удерживающим их в неволе.
– О дьявол… Смети все со стола, Блум, а я соберу этот мусор. – Кардель повернулся к Винге. – С чего начнем?
Винге медленно обошел вокруг кучи бумаг и наугад поднял несколько нераспечатанных писем.
– Сортируем по отправителям и по времени. Помните, Жан Мишель, на погосте при церкви Марии мы пытались определить время заживления ран? Этому и надо следовать. Как вы думаете, когда первая из конечностей была отделена от туловища?
– Думаю, где-то в июле, но это всего лишь догадка.
– Тогда мы с полным правом можем предположить, что доносы от Карла Юхана перестали поступать в июле. Или в конце июня. Если письма от какого-то из информаторов продолжали приходить и в августе, и в сентябре, можем смело отложить их в сторону. Интерес представляет переписка, внезапно оборвавшаяся в июне или июле.
Час или больше они молча перебирали сотни, если не тысячи писем, раскладывали их в стопки – это напоминало нелепую карточную игру. То, что не представляло интереса, отправляли назад, причем Кардель каждую исчезающую в бездонном чреве комода пачку сопровождал замысловатым ругательством. Постепенно на столе осталось лишь несколько пачек. Если Карделю и удавалось скрыть нетерпение, то с огромным трудом.
– И что теперь? – спросил он.
– А теперь мы откроем эти письма и проверим, может ли их содержание дать нам дополнительные сведения.
Что да, то да – читатель из Карделя скверный. Он быстро устал от бесконечных рядов, испещренных малопонятными почерками. К тому же содержание писем казалось совершенно бессмысленным.
– О боже… Если бы занудство почиталось за достоинство, эти господа могли бы с честью нести флаг королевства. А вот… вообще не по-шведски.
– Позвольте взглянуть… – Винге взял у него письмо.
– Чушь какая-то… Бред. Ни слова не понять.
– И не поймете, Жан Мишель. – Винге сосредоточенно наморщил лоб. – Но я не думаю, что это бред. Письмо написано шифром. Шифр – это система тайнописи, где одна буква заменяет другую.
– И что значит для нас?
– Для нас это значит, что мы не можем его прочитать. Надо знать шифр. А кто отправитель?
– Подпись по-шведски: Даниель Девалль.
– Когда письма отправлены?
Кардель еще раз просмотрел пачку.
– Первое – больше года назад, последнее датировано июнем.
Винге потер виски.
– Когда-то я изучал метод разгадки шифров, но последний стакан в «Золотом солнышке», похоже, отодвинул это искусство на самые задворки памяти…
Он начал ходить вперед-назад в тесном пространстве, по-прежнему потирая виски и что-то беззвучно бормоча. Потом внезапно остановился, подошел к столу, посмотрел на письмо – и рассмеялся. Тихо и весело.
– Жан Мишель, покорнейше прошу меня простить. Мы создали себе ненужные трудности. Но и вы в свою очередь должны попросить прощения… зачем вы дали мне так напиться?
Он протянул Карделю письмо. Кардель присмотрелся и увидел по обе стороны открытого конверта остатки восковой печати, которую он только что сломал, открывая письмо. Крошечный герб, застывший в воске, точно соответствовал рисунку на перстне Карла Юхана. Кардель онемел.
– Настоящее имя Карла Юхана – Даниель Девалль? – шепотом спросил он.
– Вне всяких сомнений.