Когда полковник открыл шкаф, то дюжина полотенец была аккуратно уложена на полочке. Правда, подрублены

они были неумело, как если бы это делал никогда не державший в руках иголку человек или неопытный ребенок. Но самое интересное в совершенном «хулиганстве» было то, что во время работы все полотенца оставались лежать в закрытом шкафу. Для Олкотта феномен «трудового подвига», исходившего от неведомого существа, был загадочен и необъясним, а Елена только хитро посмеивалась, отказываясь что-либо объяснять.

Пыталась Елена Петровна ввести в правила «истинного теософа» вегетарианство. «В нашем Обществе, – говорила она, – каждый должен быть вегетарианцем, не есть мясо и не пить вино. Это одно из наших первых условий. Хорошо известно пагубное влияние алкоголя на духовную сторону человеческой натуры, превращая животные страсти в яростное пламя».

О своей собственной попытке стать вегетарианкой Елена Петровна рассказывала, как всегда, с долей юмора: «Однажды я решила соблюдать пост более строгий, чем раньше. Я ела только салат и девять дней даже не курила, спала на полу, и вот, что из этого получилось: я неожиданно увидела одну из самых отвратительных сцен в своей жизни. Я почувствовала, как будто оказалась вне своего тела и с отвращением наблюдала за своими действиями, как я ходила, говорила, самодовольно толстела, грешила. Фу! Как я ненавидела себя!

На следующую ночь, я снова улеглась на жестком полу и настолько была уставшая, что сразу же уснула, охваченная тяжелым непроницаемым мраком. Потом я увидела яркую звезду, которая зажглась высоко-высоко надо мной, а затем упала прямо на меня. Звезда упала мне на лоб и трансформировалась в чью-то руку.

Эта рука лежала на моем лбу, и я пожелала узнать, чья она. Я сконцентрировала свою волю на одной-единственной мысли – узнать, кто же это был, кому принадлежала эта светящаяся рука – и я узнала это: рядом со мной стояла я сама. Вдруг эта "вторая Я" заговорила с моим телом: "Посмотри на меня!" Мое тело посмотрело и увидело, что половина моего "второго Я" была черная и блестящая, другая половина светло-серая и только верхушка головы абсолютно белая, сверкающая и светящаяся. И опять мое "второе Я" обратилось к моему телу: "Когда ты станешь такой же светлой, как эта маленькая часть твоей головы, ты сможешь видеть то, что видят другие, очистившие себя, – а сейчас очистись, очистись, очистись". И тут я проснулась».

Совершенно неожиданно Елена Петровна, как это уже неоднократно бывало, поразила всех своей экстравагантной выходкой. Пока Олкотт ездил по городам, привлекая своими выступлениями сторонников в Теософское общество, она выскочила замуж за молодого армянина с итальянской фамилией Бетанелли. Теперь новоиспеченный муж был не старше, а, напротив, почти вдвое моложе ее, и, по общему мнению, по сравнению с благородной Еленой выглядел просто «деревенщиной».

Молодой, красивый армянин, воспылав к мадам пламенной страстью, упал ей в ноги, сказав, что «готов на все ради нее и, если она откажется, то наложит на себя руки». Елена не могла понять причины подобной страсти, так как критически подходила к своим внешним данным, открыто подсмеиваясь над собой: «Раньше я не была такой безобразной, как теперь. А между тем ведь на свете бывают всякие безобразия». Но, несмотря на самокритику, в ней все же присутствовала слабость женщины, пасующая перед сильным мужским началом. Против открытого напора пламенной мужской страсти ей было устоять непросто.

Поразмыслив над ситуацией, Елена решила хоть что-то извлечь из нее полезное. Поскольку молодой человек был горяч и целеустремлен, он мог быть полезен для «дела». Поэтому, чтобы не доводить другое дело до кровавого самоубийства, она согласилась на брак, но взяла с жениха слово, что их союз будет носить «чисто дружественный характер».

Понял ли жених ее намек или пропустил мимо ушей, в любом случае он пытался быть честным в своих отношениях к избраннице, добиваясь «любви» через «свадьбу».

Спустя семь дней «молодые» обвенчались, а еще через восемь дней Елена уже собиралась разводиться.

Олкотт недоумевал. Во-первых, он чувствовал себя оплеванным, так как верил не только в дружбу, но и в более сильные флюиды к нему со стороны Елены; во-вторых, новоиспеченный муж, по его мнению, не подходил ей ни по каким параметрам и мог только помешать «делу», которое они только что начали.

– Хоть бросай все! – негодовал Олкотт. – Джек, вы просто изумляете меня своим глупым поступком! Вы соединились с человеком значительно моложе себя и находящимся невообразимо ниже вас в ментальной практике.

– Ну и что! – ответила ему задиристо Елена. – Вы же меня замуж не берете! Да и, правда, незачем. Вы уже и так мой!

Олкотт застыл в недоумении. Елена тут же поправилась:

– Душой, разумеется! А вы что подумали?

Полковник несколько смутился, спрятав в бороду легкую улыбку от приятного сознания, что «Джек» так считает. Елена продолжала оправдываться:

– А этот «красавец» поставил условие – или я или петля! Что мне было делать? Ну и потом, у меня есть оправдание – я его хотела привлечь на сторону нашего общества, чтобы от «его красоты» хоть какой-то прок был.

– Это безумие! – возмущался Олкотт. – Бетанелли никогда не сможет быть для вас подходящим спутником. Он невежда! Кроме того, он располагает весьма скромными средствами, так как его денежные дела еще не определились.

– Дело вовсе не в деньгах. Я, собственно, и не рассчитывала пристроиться за его мужскую спину, как это могло показаться со стороны. Он нужен был мне только как сторонник нашего дела и друг. А он, представьте себе на минуточку, вдруг является ко мне в дом и начинает обращаться со мною, как только муж может обращаться с женой. Я его гоню вон; но он не идет, говорит, что я его жена, что мы накануне с ним законно обвенчались, причем обвенчались при свидетелях! Представьте мой ужас!

– Что здесь скажешь! Вероятно, Бетанелли хотел получить то, на что ему позволяют рассчитывать узы брака. Но если вы друг друга не поняли при «объяснении в любви», то, по логике вещей, вам придется расстаться, – предположил Олкотт.

– Так ведь каких денег теперь будет стоить развод с этим армянином!

– Представляю, – ответил Олкотт, – но легче заработать на развод, чем оплачивать собой ошибки и душевные травмы.

Елена виновато кивнула и согласилась: «Я опять наступила на те же грабли». Олкотт метался из стороны в сторону и не знал, чем помочь Елене и как ему поступить.

Учитель Серапис, почувствовав некоторое смятение в душе своего Ученика, прислал ему подбадривающее письмо:

«Она чувствует себя несчастной, и в горькие часы душевной муки и печали ищет твоего дружеского участия и совета. Посвятив себя Великому Делу Правды, она отдала ему всю себя без остатка. Она вышла замуж за этого человека, поверив, что он принесет пользу делу, и без колебаний связала себя с тем, кого не любила… Закон самопожертвования заставил ее принять этого ловкого малого…