Хиллиард взглянул на циферблат и опешил. Обе стрелки вдруг качнулись к началу шкалы. Сила сигнала по какой-то причине резко упала. Он вскочил с места и выбежал за дверь; звук его шагов эхом разнесся по коридору. Взглянув в плексигласовый иллюминатор, врезанный в стальную дверь «цитадели», он увидел, что Меткалф, весь покрытый потом, продолжает разговаривать. А это значило, что связь вовсе не прервалась.

Так что же могло вызвать падение силы сигнала?

Внезапно у него похолодела кровь в жилах. Неужели?..

Он замолотил пухлым кулачком по иллюминатору. Меткалф с озадаченным видом повернулся к двери. Отчаянно жестикулируя, Хиллиард пытался дать ему понять, что нужно немедленно прекратить разговор; чтобы подчеркнуть безотлагательность, он несколько раз быстро провел указательным пальцем по горлу. Меткалф, как ему показалось, сказал еще несколько слов, затем повесил телефонную трубку.

Когда Хиллиард наконец отпер дверь, Меткалф поднялся со стула. Он насквозь промок от пота, и вид у него был растерзанный.

– Что, черт возьми… – начал было Меткалф.

– Нарушение! – перебил его Хиллиард. – Последние двадцать, тридцать секунд – насколько важным был разговор? Возможно, его подслушали.

– Подслушали? Нет, мы уже закончили с серьезными делами и только уточняли детали. Но как это можно – подслушать?!

Хиллиард не потрудился ответить. Резко обернувшись, он побежал по коридору, громко шлепая подошвами по плиточному полу. Единственным местом, где кабели связи выходили наружу, – Хиллиард это знал, – был электрический щит около входа. Там недавно что-то чинили в проводах городской сети и еще не завинтили все крышки, а щит не заперли и не опечатали. Внезапно в конце коридора он увидел мужчину, выбежавшего за дверь. Темная фигура успела лишь промелькнуть перед его глазами, но Хиллиард узнал человека: это был младший секретарь посольства, в лояльности которого Хиллиард всегда сомневался. Зато теперь он узнал точно. Этот человек подслушивал.

Для кого?

Хиллиард подбежал к двери электрического щита, которую оставили открытой. На полу лежали наушники, брошенные убежавшим человеком. Дополнительное подтверждение, в котором Хиллиард, впрочем, не нуждался.

Меткалф догнал его и остановился рядом. Он все видел и понял, что случилось.

– Это все, – сказал Хиллиард. – Сеть порвана.

– Вот она, хваленая безопасность черного канала.

– Меры безопасности черного канала были предназначены для защиты от внешнего врага. От Советов. А не от своих.

– Кто это был?

– Младший чиновник дипломатической службы. В иерархии посольства на одной из низших ступенек.

– Но кто его подослал?

– Я не знаю. И я сомневаюсь, что смогу узнать более или менее скоро. Все, что мне известно, Меткалф, это то, что в игре участвует много игроков. А когда игроков много, кто-то обязательно проигрывает больше всех. Когда вы в следующий раз захотите использовать черный канал, учтите, пожалуйста, что вы можете с тем же успехом поехать на московскую радиостанцию и вещать оттуда в эфир. Учтите это ради своей – и моей – пользы. Уходите служебным входом, он в глубине здания. И покончим с этим, Меткалф. Прошу вас. Хватит.

Скрипач сидел на скамье в парке перед американским посольством. В мыслях он все еще слышал такие приятные звуки главной темы из квартета Шуберта «Девушка и смерть». Ему всегда нравилось то, как яростные бурные триоли интродукции уступали место умиротворяющим, напоминавшим о черном бархате каденциям ре-минор, нравились модуляции этой пьесы от мажора к минору, зловещее звучание этой даже немного слащавой мелодии. Глядя на людей, входящих в главный подъезд и выходящих оттуда, он пытался – конечно же, неудачно – не обращать внимания на тошнотворные запахи Москвы. Он уже успел усвоить их – зловоние протухшего мужского пота, перемешанное с водочным перегаром, запах немытых женщин, вонь свежесъеденного лука изо ртов, дешевый табак, вездесущий смрад жареной капусты. Он до сих пор думал, что не может быть людей, более отталкивающих, чем французы, но теперь понял, что ошибался. Русские были еще хуже. Эти запахи теперь стали тем фоном, на котором он немедленно узнает любого иностранца, будь он американцем или британцем. Мюллер, его шеф в Sicherheitsdienst, очень сильно склонялся к подозрению, что Даниэль Эйген, участник тайной шпионской сети, действующей в Париже, удрал в Москву. И сам Рейнхард Гейдрих подозревал, что этот Эйген мог входить в сложную разветвленную схему, которую необходимо было изучить и раскрыть. Устранить Эйгена мог кто угодно, но очень немногие из агентов СД умели хорошо проводить расследования – и убивать не раньше и не позже, чем это необходимо.

Французские границы, даже при немецком контроле, оставались прозрачными. Люди имели возможность – и пользовались ею – бежать как им заблагорассудится. В Париже проживало немало британских граждан, многие из них не имели документов, нигде не регистрировались, так что решить, кто из них бесследно исчез за последние несколько дней, просто невозможно. В Москве все было проще и яснее. Естественно, иностранец мог жить здесь, используя фальшивый паспорт, что проделывалось во всем мире, но в России риск разоблачения возрастал из-за строгости здешнего режима. К тому же всех иностранцев, приезжающих в Россию, можно было пересчитать по пальцам. Список, который Скрипач получил ближе к вечеру, оказался, как он был заранее уверен, довольно коротким. Это его порадовало – значит, подозреваемых немного и их будет нетрудно досконально проверить.

Клейст поместил агента СД и возле британского посольства. Маловероятно, что они упустят свой объект. В конце концов, имелся превосходный шанс на то, что беглец посетит посольство своей страны; они все так поступали.

Из здания вышел мужчина в коричневом пальто. Он?

Клейст поднялся, пересек улицу и вскоре догнал мужчину.

– Прошу прощения, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Мы ведь с вами встречались, не так ли?

Но не успел мужчина открыть рот, как Скрипач понял, что этот тип не может быть его целью. Клейст учуял специфическое сочетание животных жиров, пропитавших одежду незнакомца: свинина, гусь, а поверх всего еще и множество красного перца. Он был венгром, и акцент подтвердил это.

– Нет, мне так не кажется, – сказал венгр. – Извините.

– Это вы меня извините, – снова улыбнулся Скрипач. – Я принял вас за другого.

Поначалу Меткалф не узнал пухлую неряшливую женщину с низко повязанным на голове платком, которая сидела на скамье в сквере на площади Свердлова. Светлана прекрасно замаскировалась. Очевидно, она взяла свой костюм из неисчерпаемых гардеробов Большого театра, подложив под разные места то, что называется на театральном языке «толщинки», которые настолько изменили ее стройную фигуру, что она сделалась типичной грузной русской крестьянкой среднего возраста.

Лишь убедившись с безопасного расстояния, что это действительно Лана, Меткалф прошел мимо ее скамьи. Она, можно было подумать, не узнала его, больше того, даже не заметила.