Цепляюсь пальцами за ручку, сжимаю ее сильнее. Перед глазами темнеет, хотя казалось бы, куда еще, ведь в кабине и так темно…

– Сладкая… – шепчет Глеб. – Ты такая сладкая…

Я зажмуриваюсь и мотаю головой.

Внизу живота становится слишком тяжело. Между ног хлюпает так, что по кабине лифта тут же проносятся пошлые чавкающие звуки. Глеб ни на мгновение не останавливается, вбивается в меня размашистыми толчками, усиливая темп с каждым мгновением.

– Поласкай себя, – требовательно звучит его голос. – Давай… хочу, чтобы ты сделала это…

Сглотнув, увожу руку между ног. Прикасаюсь холодными от металлической ручки пальцами к клитору. Охаю. От влаги и от пожара, что там творится.

– Тебе хорошо?

– Да…

– Не слышу…

– Да!

Череда сильных толчков вперемешку с медленными касаниями к клитору вызывает крупную дрожь по всему телу. Глеб прогибает меня сильнее… отходит, так что мои глаза оказываются на одном уровне с ручкой, за которую я все еще держусь одной рукой.

О том, в какой я сейчас позе, стараюсь не думать, но у меня не получается.

Воображение тут же рисует нас. И я чувствую новую порцию влаги, стекающую мне на пальцы.

Как только я прогибаюсь сильнее, Глеб входит в меня глубже. Наполняет собой по самые яйца. Грязные звуки шлепков наполняют маленькую кабинку.

Глеб хватает меня за бедра, не позволяя отстраняться. Впивается пальцами и буквально насаживает меня на себя. Грубо, сильно, быстро… томительно сладко и желанно.

Еще несколько мощных толчков и пара рваных движений по клитору, и я взрываюсь. Оргазм накрывает меня лавиной. По ногам стекает влажная жидкость. Ее много, она каплями падает на мои трусики и задевает внутреннюю сторону бедра…

Я не понимаю, что это…

Вообще ничего не понимаю…

Я даже кричать не могу, так сильно меня ошарашивает и буквально прибивает полученным удовольствием.

– Обожаю твои оргазмы, – говорит Глеб, покидая меня.

Он тоже кончил. Одновременно со мной.

Но в отличие от меня он себя контролирует. Помогает мне одеться, щелкает светом и запускает лифт. Благо, на этаже никого не оказывается, и мы беспрепятственно попадаем в квартиру. Я даже разуться не могу. Между ног мокро, в голове творится полнейший сумбур, но Глеб мне помогает. Раздевает меня и ведет в душ…

– Мы предохранялись? – спрашиваю уже под струями горячей воды.

– Угу… – бормочет Глеб как-то неуверенно.

Впрочем, у меня совсем нет сил об этом думать…

Девять месяцев спустя

Глеб

Вряд ли я мог представить, что в моей жизни появится человек, которого я буду любить так же сильно, как Алю.

– Держите крепче, папочка, – говорит медсестра с насмешкой. – Не бойтесь.

Я сглатываю. Крепче прижимаю маленький комочек к своей груди и улыбаюсь, когда вижу, как дочка надувает губы и хмурится. Точно, как ее мама, когда злится.

Всматриваюсь в маленькое личико дочери и чувствую, как внутри тепло разливается. Волной накатывает. Чувства, которые я сейчас испытываю, трудно с чем-то сравнить. Они уникальны. Слишком сильные и ошеломляющие, чтобы провести параллель с чем-то еще.

– Вы в палату зайдите, там теплее. Здесь дверь откроют и сквозняк.

– Конечно…

Медсестра помогает открыть дверь, и я попадаю в палату. Аля лежит на кушетке. Бледная, ослабленная. Спит. Я был на родах, присутствовал, видел почти все. Зрелище, честно сказать, поражающее. Никогда не думал, что в своей жизни столкнусь с чем-то подобным, но когда Аля сказала о беременности, мы стали ходить на курсы.

Месяце на седьмом у нее настолько вырос животик, что ей стало трудно наклоняться и часто болела спина. В какой-то момент я понял, что должен ее как-то поддержать на родах, хотя бы, поприсутствовать. Понятно, что ничем особенным я помочь не смогу, но хотя бы подержу ее за руку.

Двигаюсь тихо, чтобы не разбудить ее. Сажусь в кресло неподалеку и качаю на руках малышку. Она забавно морщится, пускает слюни и постоянно чихает. Нянечка сказала, это нормально для новорожденных. Так они избавляются от внутриутробной слизи.

Ася крутится во сне, что-то бормочет. И морщится. Ей, видимо, больно. Врач сказала, у нее там какие-то сокращения, и они довольно неприятные. А еще ее шили. Меня в этот момент выгнали из родильного зала и я ничего не видел, но как представлю…

Бр-р-р-р…

София начинает вертется. Открывает ротик, чтобы закричать, но я тут же толкаю ей соску. Она за нее ухватывается, успокаивается. Наверное, ее нужно покормить, но так не хочется будить Алю. Пусть отдохнет, поспит, наберется сил…

Впрочем, у Софки на этот счет другие планы. Она начинает плакать. Соска выпадает из ее рта, Аля вздрагивает на кровати и распахивает глаза. Сонная и растрепанная, а еще сильно бледная. Я беспокоюсь. Она словно неживая, даже румянца на щеках нет, хотя врач сказала, это нормально при потерянном количестве крови.

– Я уснула, – виновато говорит Аля.

– И правильно. Тебе нужно отдохнуть.

Если кто-то здесь и виноват, то я. После тех мучений, через которые Але пришлось пройти, я еще долго буду корить себя за то, что тогда в лифте не использовал защиту. Правда, при одном взгляде на дочку, любые угрызения совести улетучиваются. Все правильно я сделал. Софийка того стоит.

Моя маленькая девочка. Любимая. Две любимые девочки. И обе мои.

Только мои.

– Она проголодалась, – говорит Аля. – Давай ее мне.

Аля приподнимается на локтях, опирается спиной на подушку. Я перекладываю малышку ей на руки. Аля тут же освобождает сосок от лифчика и тычет его малышке. София пытается ухватиться, но получается у нее плохо, сосок вываливается, Ася, замечаю, психует, поправляет, но не выходит ничего. Дочка начинает нервничать, а моя жена раздражаться.

– Аль…

Я подхожу к ней ближе. Мы это все проходили на тренингах, она знает, как правильно, но видно, что нервничает. Руки трясутся, глаза на мокром месте, губы сжаты в тугую полоску.

– Малыш, это всего лишь кормление. Расслабься.

Она сосредоточенно кивает и в конце концов у нее получается. София ухватывает грудь и начинает посасывать, но через пару мгновений выплевывает ее и хнычет.

– Глеб… – Аля в панике смотрит на меня. – Я понятия не имею, что делать.

– Я позову нянечку, ладно?

С женщиной, которая присутствовала на родах, я возвращаюсь к Але. Она объясняет, что нужно сделать, как помассировать грудь, чтобы молоко начало течь. Я в это время стою чуть в стороне, слушаю тоже внимательно.