Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гонзо широкой дугой забирает вправо, а Джим Хепсоба и Сэмюэль П., наоборот, влево. Я постоянно держу голову Гонзо в объективе прицела, но – поскольку я не хочу застрелить друга даже по ошибке – никогда не навожу перекрестие на его котелок. Я защищаю Гонзо, пока он и остальные защищают «Трубоукладчик-90», а тот без помех строит новый мир. Еще в трех точках восточного фасада «Трубоукладчика-90» (компас ведет себя весьма своевольно, однако солнце по-прежнему встает в той стороне; туда мы и держим путь, единогласно решив называть ее востоком, пока кто-нибудь нас в этом не разубедит) разместились Салли Калпеппер, Томми Лапланд и Энни Бык. Они тоже вооружены и тоже ищут монстров.
За последний месяц на «Трубоукладчик-90» нападали тридцать семь раз. Широкая железная броня, закрывающая сопла, вся покрыта царапинами и вмятинами. В нее стреляли, метали ножи, били ее самодельными мечами, дубинами и палицами. Еще больше удручает, что ее кусали огромные страшные зубы. Северному крылу досталось от гигантских челюстей, явно принадлежащих большой белой акуле, вот только «Трубоукладчик-90» не попадал в воду с тех пор, как был обыкновенной нефтяной платформой, а тогда северное крыло еще не пристроили.
Кстати, крепость называется так не потому, что кладет Трубу. Это совпадение. Сверхсложная конструкция, вокруг которой она построена, представляет собой несколько переоборудованных нефтяных платформ, и первый «Трубоукладчик-90» был одним из них. Его полное название звучало так: «Трубоукладчик Девять Ноль Браво Один Один Униформ», и если предположить, что каждый знак в этой последовательности – цифра от одного до девяти или буква (переданная фонетическим алфавитом, столь популярным среди оружейных фанатиков всего мира), то он мог быть одним из 78 364 164 096 подобных машин. Неизвестно, какой земной корпорации может понадобиться столько серийных номеров. Он есть у каждой модели мобильного телефона или видеопроигрывателя, и большинство номеров предполагает такое количество возможных итераций технологии, что при средней производительности – скажем, от трех до пятидесяти различных моделей в год – у разработчиков останется еще полно свободных серийников, даже когда люди эволюционируют и сольются со своими устройствами в одно целое, а мысль об отдельном телефоне будет казаться нам столь же дикой, как сейчас мысль о ношении в кармане собственных легких.
Словом, у «Трубоукладчика-90» дурацкое название, а с виду он похож на дитя любви бульдозера и торгового центра, которое облили несколькими тысячами тонн йогурта и бросили на месяц в саду. Строителей не заботила эстетическая сторона дела: они хотели создать нечто безотказное и мощное. Они прикрепили к нефтяным платформам огромные, размером с поезд, гусеницы, а в машинном отсеке поместили реакторы с подводных лодок и системы привода с авианосцев. Все это безобразие они синхронизировали посредством нехитрых расчетов, передаточных механизмов от каких-то огромных списанных транспортеров и липкой ленты. В машинном отсеке есть целые залы, где нет ничего, кроме гигантских вращающихся шестеренок. Люди до сих пор ползают по трубопроводам и служебным туннелям, составляя план крепости. Существуют отсеки, о которых никто не знает. В них уместился бы целый город – под городом, который уже кипит жизнью наверху.
Ходячая катастрофа может развивать скорость до километра в час, но никто в своем уме не станет так гнать. Для сухопутного монстра подобных размеров это пугающе быстро. «Трубоукладчик-90» ползет с «едва ощутимой» скоростью, оставляя за собой Трубу, вокруг которой наш мир вновь обретает реальность.
По всей длине Трубы, берущей начало от какой-то далекой лаборатории, построены насосные установки, резервуары, хранилища и станции технического обслуживания, понадобившиеся людям, собравшим остатки здравого смысла и выяснившим, что произошло. Быть может, профессор Дерек – будь проклято его имя и семя на веки веков, пусть огромные барсуки гоняют его по Адам Огненных Муравьев, Мыльных Опер и Уретральных Инфекций – еще жив и пытается загладить вину.
Многие люди, будь у них выбор, сошли бы с «Трубоукладчика-90» и осели бы в одном из городишек, что разрастаются у нас за спиной. Ходят слухи о новом дивном местечке под названием Хейердал-Пойнт – предвестнике победы человека над ситуацией и возвращения к нормальной жизни. Это большой соблазн. Многие солдаты нашей армии поселились в Матчингеме, по слухам том еще притоне, но они утверждают, будто попали в рай. Однако мое любимое место в новом маленьком мире – «Трубоукладчик-90». С близкого расстояния видно свет в окнах и как люди ходят по стеклянным коридорам, ездят на медленных лязгающих лифтах (лифты все разные, одни новенькие и блестящие, другие старые, служебные, – они идут от нижних этажей до самого верха). На крыше (я сейчас нахожусь над ней) разбили некое подобие парка – большое открытое пространство с зеленью и без чудовищ. В одном уголке играют дети, в остальных отдыхает начальство.
Пока от начальства даже есть прок; нам нужны люди, способные вести расчеты и управлять ресурсами, а им надо, чтобы все работало. Погоню за прибылью временно отменили: излишков у нас нет. Кроме того, любой вздумавший разбогатеть на выживании рода человеческого понесет ответственность и будет сброшен с верхушки охлаждающей башни в горячий пар. Понесет ответственность, как за нарушение условий контракта. Все организации мира, пережившие Сгинь-Войну и первые дни Овеществления, объединились во имя одной цели. Мы отдаем этому делу последние силы. Никаких выкрутасов.
Я гляжу на парк сверху и с трудом отличаю детей от взрослых, разве что ребятишки лучше одеты. Почему-то все начальники ходят в спецовках.
На другой стороне «Трубоукладчика-90» находится мое жилище. Салли Калпеппер, по сути, лежит на его крыше, и время от времени Ли стучит в потолок, Салли щелкает рацией, я щелкаю в ответ, Салли стучит по полу, и Ли успокаивается: со мной все хорошо, я соскучился и скоро приду домой. Мы живем на верхнем этаже жилой секции, и окна комнат выходят на унылую безбрежную пустыню Нереального – так мы называем все, что лежит впереди и в нескольких милях от крепости. Дом у нас странной, несуразной формы. Комнаты открытой планировки (на косметические стены нет материалов) похожи на два куска торта, соединенных острыми концами, или на две палочки (без вертикальной) буквы «к». Нижний кусок торта отведен под ванную, которая представляет собой железную бадью с подсоединенными к ней толстыми трубами и несколькими запорными кранами. В свободное время я сижу в ванне, смотрю в окно и наблюдаю, как сходятся и расходятся ураганы материи, пляшут и дерутся призрачные силуэты и огни, а зыбкие пейзажи меняются по прихоти ветра. Думаю, – надеюсь, – там все потихоньку успокаивается. Может быть.
Комнаты всех начальников расположены на западной стороне, а окна выходят на прочный, надежный, завоеванный нами мир. Каждый вечер они устраивают коктейльную вечеринку (правда, без коктейлей) и любуются железной Трубой, постиндустриальной слякотью, которую мы оставляем за собой, и сухими пыльными равнинами незаселенной пока Жилой зоны. Где-то вдали виднеется некое подобие почвы и мерцают огоньки. От этого зрелища начальникам становится теплее, они пьют дешевое белое вино, будто оно хорошее (хорошего сейчас нет вовсе), и трахаются в маленьких клетушках размером со шкаф, потому что на западной стороне мало нормальных комнат с приличным видом, а большая их часть отведена под сиротский приют и больничные палаты. Окна их ванных смотрят на Ураганную сторону – чтобы люди не боялись там жить. Поговаривают, от вида Нереального мира сходишь с ума. Будь это правдой, горячая ванна – сомнительная компенсация, но слухам я не верю и тешу себя мыслью, что безобидно обхитрил начальство. Они считают, будто обхитрили меня, но знают, что я так не думаю и не согласился бы жить в их клетушках за весь чай Хранилища 7А, – короче, все довольны.