и соизволила взять чашку кофе, которую он перед ней поставил.

– В чем дело?

– Мне просто кажется, ты мог бы…

Йеппе накрыл ладонью ее руку.

– Мам, я взрослый мужчина и переехал из дома больше двадцати лет назад. Ты не имеешь права требовать отчет, где я сплю, даже если сейчас я занимаю твою гостевую комнату. Ты звонишь мне по восемь раз на дню… – Йеппе глотнул кофе и изо всех сил постарался унять раздражение, усиливавшееся с каждым произнесенным словом. – Мам, ты же прекрасно знаешь, что ничего не получится. Так в чем дело?

Она опустила глаза и долгое время ничего не говорила.

Йеппе разглядывал мать. Она развелась с его отцом, когда он был маленьким, и воспитывала его одна. Еда с собой в школу, родительские собрания, ранние подъемы утром и серьезные разговоры. Параллельно она строила карьеру в университете, была амбициозной и добросовестно относилась к работе, и, хотя Йеппе помнил, как она всегда была занята, редко давала понять, до чего сложно ей было сочетать семью и работу.

В глаза Йеппе мать всегда была бойцом, бесстрашной женщиной, не отступающей от принципов, которая благодаря стальной воле способна на что угодно. И вот она сидит за столом – хрупкая и осунувшаяся, и Йеппе всерьез осознал, что мама стареет. Ему вдруг страшно захотелось задержать ее во времени, чтобы она не таяла до тех пор, пока не исчезнет совсем.

Она подняла взгляд голубых глаз, со временем становившихся все более мутными и водянистыми.

– Мне одиноко.

Йеппе словно ударили по почкам. Его сильной, независимой, привлекательной матери одиноко?

– Как это?

– Разве так трудно понять? – она грустно улыбнулась. – Я живу одна, ты занят своей жизнью, все мои друзья либо болеют, либо уже умерли. У меня больше нет работы, где от меня чего-то ждут. А еще я стала забывать всякое… иногда меня это очень сбивает с толку. Я пытаюсь не сидеть на месте, держаться, но… Наверно, я надеялась, что мы с тобой сможем побыть вместе, пока ты здесь живешь. Станем чуть ближе. Я по тебе скучаю.

Йеппе опустил голову. Да что же это такое! Почему, становясь взрослыми, мы приберегаем для родителей лишь колючие объятия? Он правда собрался наказать ее за то, что она стареет?

– Прости.

Он подошел к ней и присел у ее стула на корточки, чтобы обнять. Она прильнула и пригладила ему волосы, как когда он был маленьким.

– Кофе, наверно, остыл.

Йеппе с улыбкой встал.

– Вскипятить воды?

Подумав, она покачала головой.

– Я все равно больше не хочу.

Он снова сел.

– Я сегодня ночевал у женщины.

– Да, я так и подумала. У вас все серьезно?

Йеппе задумался над ее вопросом.

– Думаю, серьезнее, чем все, что у меня было. Я не совсем понимаю, что она обо всем этом думает, но она… женщина всей моей жизни. Так ведь можно говорить, если уже был женат?

Мама ласково улыбнулась.

– Нужно. Нужно говорить это столько раз, сколько ты это чувствуешь. Кто она?

– Коллега – да, я прекрасно понимаю, это не очень правильно. Ее зовут Сара, у нее двое детей, две девочки. Она немножко застенчивая, у нее карие глаза, она сообразительная и…

– И она тебя заводит?

Йеппе предостерегающе поднял руку.

– Мама, о таком мы с тобой не должны разговаривать! Но да, «заводит» – подходящее слово.

Она засмеялась.

– Дать тебе добрый совет?

Один из тех вопросов, на которые сложно ответить «нет», хотя мало кому из нас вообще хочется выслушивать добрые советы. Йеппе развел руками – нейтральный жест его мама истолковала как «да».

– Не становись скучным, Йеппе.

– Скучным? Это ты про что?

– Скучным! Предсказуемым. С мужчинами это часто случается. – Мама сжала его ладонь. – Женщинам нужны перемены. Мы хотим, чтобы нас любили по-новому. Вам комфортно от того, что вы везде расставляете галочки, а на нас это действует противоположным образом.

Йеппе с улыбкой отнял руку.

– Ты говоришь со мной о том, что мужчины – с Марса, а женщины – с Венеры? Разве взгляды на пол не поменялись?

– Очень может быть. Но это правда.

Она стала убирать со стола.

– Нужно быть верным себе. Особенно мужчине, Йеппе. – Улыбнувшись, она забрала его тарелку – казалось, она радуется тому, что они снова играют прежние роли. – То, что ты унаследовал мою чуткость, вовсе не значит, что ты слабый. Многие женщины неправильно понимают такие вещи.

Йеппе улыбнулся матери. Впервые за долгое время он не злился на нее и не старался поскорее уйти.

– А дети? Ты с ними знакомился?

Йеппе скептично нахмурился.

– Сначала надо подготовиться.

– Разве ты не сказал, что она женщина всей твоей жизни?

– Ну да…

– Так чего ты ждешь? – Она ткнула в него пальцем, держа в руке тряпку. – С любовью как с рыбой, Йеппе. Брать надо всю тушку целиком.

* * *

Сначала она просто лежала, глядя на все затуманенным взглядом, и пыталась понять, где находится. Время от времени она теряла сознание. Мир словно стал нечетким и далеким, такого с ней раньше не было. Ее закутали в вату, плотную и шероховатую. Боль отсутствовала – либо ей дали большую дозу обезболивающего, либо она умерла.

– Анетта?

Голос ласковый и решительный – не очень-то ангельский. Анетта с трудом открыла глаза и увидела рядом с кроватью улыбающуюся медсестру.

– Вы очнулись, как хорошо! Крепко вам досталось. Мы очень за вас переживали.

– Где моя семья?

– Ваш муж пошел погулять с дочкой. Она немножко переутомилась. Они с минуты на минуту вернутся. – Медсестра помолчала. – У вашего мужа была тяжелая ночь. Он очень… расстроен.

Расстроен. Естественно, расстроен. Нервничает и беспокоится, а еще порядком разозлился. Она бы сама злилась.

Медсестра измерила Анетте давление и температуру и провела рукой по ее лбу. Она выжила. Одолела темноту и боль, у нее все получилось. Они со Свенном вместе состарятся, как и договаривались, она снова увидит дочь, увидит, как она взрослеет, растет и хорошеет. Все остальное вообще не важно.

– Все хорошо?

– Да-да, ничего такого, просто…

Анетта поняла, что к ней еще не вернулась способность выражать свои мысли.

– Найду вашего мужа и скажу, что вы пришли в себя. Он обрадуется.

Анетта улыбнулась медсестре в знак благодарности и снова закрыла глаза, вымотанная недолгим разговором.

Услышав плач младенца, она бросила взгляд на дверь. В палату вошел Свенн – глаза блестели, на руках он держал младенца. «Моя семья, – подумала Анетта. – Моя семья из-за меня плачет».

Она протянула руки к Свенну, и он аккуратно передал ей дочь. От девочки пахло