— Бери, бери, — сказал я Беккеру. — Он рассчитывает, что ты умрешь, защищая его бар.

— Ладно, — согласился Беккер, — я выпью. Бармен посмотрел на своего защитника.

— У вас скверный друг…

— Дай ему виски, — прервал я его.

Посетители яростно обсуждали случившееся в Перл-Харборе. До этого они не проронили ни слова, но теперь оживились. Племя было в опасности.

Беккер взял свой двойной виски и выпил его залпом.

— Я никогда не говорил тебе, — неожиданно признался Беккер. — Я — сирота.

— Черт!

— Ну, так ты проводишь меня до автовокзала?

— Конечно.

Мы встали и направились к двери.

Бармен нервно потирал руки о смятый фартук.

— Удачи тебе, морпех! — закричал он.

Беккер вышел. Я остановился у двери и глянул на бармена.

— Первая Мировая Война, да?

— Да-а, — сказал он счастливо.

Я нагнал Беккера. Мы почти бегом прискакали к автовокзалу. Начали прибывать и другие военнослужащие в форме. Все были возбуждены. Мимо пробежал моряк.

— Я ПЕРЕБЬЮ ВСЕХ ЭТИХ ЯПОШЕК! — вопил он.

Беккер стоял в очереди за билетом. Я поджидал его в стороне. Один из военнослужащих был с подругой. Девушка говорила что-то, плакала, висла на нем и целовала. У бедного Беккера был только я. Ожидание было долгим. Ко мне подошел моряк, который собирался стереть япошек с лица земли.

— Эй, парень, а ты что — не собираешься помогать нам? Что ты там встал? Почему не подходишь и не записываешься?

От него несло виски. Большой нос был усеян веснушками.

— Ты прозеваешь свой автобус, — сказал я ему.

Он направился к месту отправления автобуса и загорланил:

— Ебал я этих сраных япошек!

Наконец Беккер получил билет. Я проводил его до автобуса. Он встал в очередь на посадку.

— Ну что, напутствие? — спросил он.

— Нет.

Очередь двигалась медленно. Девушка все плакала и что-то торопливо говорила своему солдатику.

Беккер был у дверей. Я ткнул его в плечо.

— Ты лучший из всех, кого я знал.

— Спасибо, Хэнк…

— Счастливо…

Я брел обратно по Мэйн-стрит. На улице было на редкость полно машин. Нетерпеливые водители орали друг на друга на перекрестках. Америка была в состоянии войны. Я посмотрел в бумажник:

доллар и 67 центов мелочи.

У баров стало значительно меньше путан. Я зашел в зал игровых автоматов. Там никого не было. Только хозяин в своей кабинке. Темно и воняло мочой.

Я прошелся по проходу вдоль разбитых автоматов и остановился у боксерского, моего любимого. Два небольших железных человечка с кнопочками на подбородках стояли в стеклянной клетке. Две рукоятки с курками, похожие на пистолетные, управляли бойцами. Когда вы нажимали на курок, боец наносил противнику яростный апперкот. Рукояткой можно было перемещать бойца из стороны в сторону. Если вы попадали в кнопочку на подбородке противника, тот с грохотом валился на спину. Помнится, когда я был пацаном, и Макс Шмеллинг нокаутировал Джо Луиса, я выскочил на улицу и заорал:

— Эй, Макс Шмеллинг нокаутировал Джо Луиса!

Но никто из моих приятелей не ответил мне, никто не сказал ни слова. Все, понурив головы, отходили прочь.

Чтобы сразиться на ринге, нужен был второй, но я не собирался играть с извращением, который владел заведением. Тут я приметил мальчугана-мексиканца, восьми-девяти лет. Он шел по проходу вдоль автоматов. Симпатичный смышленый мексиканский мальчик.

— Эй, дружок.

— Да, мистер.

— Хочешь сыграть в бокс со мной?

— Бесплатно?

— Конечно. Я плачу. Выбирай себе бойца.

Он стал кружить вокруг автомата, сверля взором стекло. Он выглядел очень серьезным. Затем мальчуган сказал:

— Я возьму парня в красных трусах. Он выглядит лучше.

— Хорошо.

Парнишка взялся за рукоятку и испытал своего бойца. Потом он посмотрел на меня.

— Мистер, а вы знаете, что там уже война?

— Да.

Мы постояли.

— Вы должны опустить монету, — сообщил мальчуган.

— А ты что делаешь здесь? — спросил я его. — Почему ты не в школе?

— Сегодня же воскресенье.

Я опустил десятицентовик в автомат, и мы начали. Пацан сделал плохой выбор. Левая рука его бойца была сломана и не могла достать до подбородка моего боксера. В распоряжении парня была одна пpaвая. Я решил потянуть время. Мой боец был в синих трусах. Я двигал его туда-сюда, делая внезапные выпады. Мексикашка был великолепен, он продолжал сражаться. Он отказался от удара слева и работал только правой. Наконец я бросил синие трусы в яростную атаку, работая обоими курками на рукоятках. Пацан защищался только правой. Вдруг синетрусый с металлическим лязгом рухнул на жопу.

— Нокаут, мистер, — пояснил пацан.

— Ты победил, — сказал я.

Малыш был возбужден. Он неотрывно смотрел на поверженного.

— Хотите еще сыграть, мистер?

Я молчал, не знаю, почему.

— У вас нет денег, мистер?

— Да нет, есть…

— Тогда играем еще.

Я опустил еще монету, и «синие трусы» вскочил на ноги. Пацан начал суматошно давить курок на рукоятке, и праворукий пошел в атаку Я уклонялся от ударов некоторое время и собирался с мыслями, затем неожиданно контратаковал, выбросив вперед оба кулака. Я чувствовал, что должен выиграть. Это было очень важно для меня. Я не знал, почему, но так мне казалось, и я неотступно думал об этом. Что-то подсказывало мне, что надо во что бы то ни стало победить.

Синие трусы все с тем же металлическим лязгом грохнулись на зеленый ринг. Сраженный боец лежал на спине, беспомощно задрав ноги.

Я посмотрел на него, отвернулся и пошел прочь.