Я ухмыльнулся. На самом деле я так не считал. Причин было множество, и большинство из них касались совсем другого моего любимого родственничка, но так приятно было видеть, как мои слова сбивают спесь с высокомерного дядюшки, возомнившего себя лучше прочих только потому, что ходил по лужам из дерьма и крови в защитном костюме и белых перчатках, стараясь не запачкаться.

Я замолчал на мгновение, переводя дух. Дэйррин выглядел постаревшим, будто груз прожитых лет в одно мгновение обрушился на него, прижимая к полу. Ларс был прав. Слабые места есть у всех, нужно всего лишь знать, куда бить, чтобы было невыносимо больно.

– Мне на самом деле жаль, что всё вышло именно так. Я хотел бы быть похожим на тебя, Дэйррин. Мне подобно тебе хотелось бы созидать, а не разрушать… Но прошлого не изменить.

– Что тебе от меня нужно, Палач? Извини, но я не верю, что за те семьдесят лет, что произошли с момента трагедии…

– Семьдесят один, – перебил я.

– Память, память, ты слабее год от года, – издевательски протянул Дойрин. – Мне с трудом верится, что за те семьдесят с небольшим лет, что произошли с момента трагедии, тебе внезапно захотелось поплакаться на груди у своего дядюшки. Я слишком хорошо знаю, что ты из себя представляешь и насколько ты предан Ларсу. Ты – Чёрный Палач, Личный Цепной Пёс Бога-императора. Говори, что тебе нужно или проваливай отсюда прямо сейчас.

– Мне нужно то, чего у меня никогда не было. Свобода.

Дэйррин долго смотрел на меня молча, пронизывая испытующим взглядом. Именно сейчас он решал, насколько велик риск и взвешивал все за и против. Я не торопил его. Минуты протекали в абсолютной тишине, нарушаемой только едва слышимым шумом очистителя воздуха и нашим дыханием.

– Хорошо, – выдохнул он. – Я выслушаю тебя. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я поверю тебе на слово. Мне нужны гарантии.

Я облегчённо откинулся на спинку кресла: начало положено. Сердце гулко стучало в груди. Это реально? Я действительно смог сделать шаг в этом направлении? Невозможно… В голове не умещалось. Широко улыбнулся, чувствуя на себе чуточку ироничный, проницательный взгляд Дэйррина:

– Гарантии? Они у тебя будут…

Как бы мне ни хотелось в этом признаваться, но что-то неуловимо изменилось.

На корабле царил небывалый ажиотаж в преддверии скорой высадки Армады на поверхность Альтернативы. Я и сама сгорала от желания увидеть новый мир воочию, став его первооткрывателем. Кто-то посмеётся над этим, сказав, что задолго до моего рождения тысячи терраэнов уже подготавливали эту планету для их расы, что множество фаэлинов были переброшены сюда в качестве рабочей силы, что саму планету, пригодную для обитания открыли очень давно… Но такой, какой увижу и восприму её я, больше её не увидит никто.

Мир моими глазами – ещё один маленький мир среди миллионов других.

Но кроме предвкушения и трепета по поводу высадки на поверхность планеты, в воздухе корабля витало что-то ещё. Возможно, это чудилось только мне одной, но я явственно ощущала, как воздух вдруг закручивался вокруг меня ледяной воронкой, заставляя кожу покрываться мурашками, и неприятно кололи оба сердца, бессильно трепыхаясь в грудной клетке.

В такие моменты я плотнее прижималась к Сиду, если он находился рядом, вопросительно глядя на него, ожидая, что он подтвердит мои опасения, успокоив словами или объятиями. Но он лишь посмеивался на мои слова, пожимая плечами, ничего подозрительного он не чувствовал, списывая это на разыгравшееся воображение и ту часть сознания, которая всё ещё находилась под воздействием сказок и легенд фаэлинов. Нет, он был не прав.

Я давно отринула детские россказни, скинула их, как шелуху, засоряющую сознание. И причина была не в этом, так в чём же? Может, виной тому небольшое, но явное отчуждение, пролёгшее между нами с того дня, как я побывала перед светлыми очами Императора? Да, воссоединение было бурным и страстным, как и пара последующих дней после этого. Но потом…

Я всё чаще начинала замечать задумчивый взгляд Сида, останавливающийся на мне в моменты, когда он был уверен, что я уже сплю. Я чувствовала его своей кожей, своим нутром, чутко отзывавшегося на любое проявление эмоций с его стороны. Между нами установилась тонкая нить связи, тревожным звоночком сигнализирующая о том, что на другом конце её нечто изменилось. Он словно думал о чём-то, старательно взвешивая все «за» и «против», решал задачу, непосильную для него, как мне казалось.

«Расскажи мне! И я постараюсь помочь тебе!» – хотелось выкрикнуть мне ему прямо в лицо, сжав его крошечными ладонями. Но я не лезла к нему в душу, а вскоре Сид, почувствовав неладное, старался убедить меня в обратном безумными жаркими ласками, от которых на время забывалось всё, включая угрозу Императора.

Меня больше всего тревожило то, что Сид всё чаще начал отлучаться, пропадая сутками на заданиях. Его не было рядом со мной, а хотелось закрыться вместе с ним от всего мира, упорхнуть прочь из клетки Армады, летящей в безвоздушном пространстве. Но всё, что я могла, это беспомощно маяться от бессилия, надеясь на лучшее, на хороший исход истории наших невозможных, неправильных, вывернутых наизнанку отношений.

Я полулежала на диване в кабинете, укрывшись тонкой простынёй, в воздухе передо мной мерцала проекция экрана. Я перелистывала страницы, едва пробегаясь по ним взглядом и почти ничего не запоминая. Мысли мои блуждали где-то далеко отсюда.

Я мучилась неизвестностью: где сейчас Сид и что с ним происходит? Он как обычно не раскрывал подробностей, сухо обмолвившись на прощание, что постарается вернуться как можно скорее. И всё. Отчего-то меня опять знобило, а кожа покрывалась мелкими мурашками.

Непонятная тревога поселилась где-то посередине грудной клетки и больно давила на рёбра изнутри, мешая дышать в привычном ритме. Я обняла себя за плечи и постаралась успокоиться: я в безопасности. Время, когда мне надо было бояться каждого шороха и случайно мелькнувшей тени, осталось давно уже позади. Я не страшилась находиться здесь, в сердце логова Безжалостного Палача, поскольку знала его и с другой стороны, с той самой, которую он мало кому открывал. И открывался ли перед кем-нибудь он вообще?

Возможно, было самонадеянно полагать, что я – единственная, кому удавалось проникнуть под толстый панцирь злобы, ожесточения и цинизма, которым он себя окружил со всех сторон. Но я верила в это, чувствуя, что не ошибаюсь. Мой Сид…

Сердца на мгновение замерли и вновь принялись отстукивать свой привычный ритм. И если бы не тревога, отбросившая на меня свою тень, я бы перебирала в уме моменты собственного счастья, согревавшие меня в его отсутствие. Эта сука опустошала меня изнутри, выгрызая острыми зубами место для себя, занимая всё свободное пространство. Что-то случится, со мной или с ним… Или с нами обоими.

Эта мысль нависла надо мной как острие топора, занесенное над головой обреченного на смерть. И слова Императора, брошенные вслед нам, покидающим его покои: «Как бы то ни было, избавься от неё, Пёс. В моём стаде нет места паршивым овцам. Я буду ждать или сделаю это сам!»