В середине 1560-х годов, почти через сорок лет после того, как кардинал Булей передал Хэмптон-Корт во владение Генриху VII, этот сказочный дворец все еще оставался самым величественным памятником могущества Тюдоров. Под бесчисленным количеством несимметрично расположенных башенок, шпилей, причудливо разбросанных по всей огромной крыше дымоходов располагалось около тысячи восьмисот жилых помещений — «по крайней мере у них были закрывающиеся на ключ двери», а между ними — оранжереи, где над клумбами и фруктовыми растениями виднелись нарисованные драконы, львы и единороги. Поблизости, с южной стороны дворца, протекала Темза, здесь, собственно, — всего лишь «стремительный ручей», в чистой воде которого «на виду у всех» резвились рыбы. Гости Англии, возвращаясь домой, непременно рассказывали всякие истории об этом «потрясающем месте», где красочный двор королевы Елизаветы представал во всем своем блеске и великолепии.

Когда королева выбирала Хэмптон-Корт своей очередной резиденцией, жизнь здесь начинала бить ключом. Опытные рабочие чинили подгнившие стены, драили до блеска развешанные по стенам и слегка потускневшие знаки королевского отличия, стирали со стен следы деятельности варваров. Слуги в голубых ливреях сновали из комнаты в комнату, навешивая гардины, раздвигая и сдвигая занавески и пологи кроватей, разнося подносы с едой и постельные принадлежности. Целая армия грумов таскала тяжелые связки поленьев, складывая их у сотен и сотен каминов, где наготове уже стояли йомены, отвечающие за отопление дворца.

По длинным дворцовым галереям с важным видом, помахивая палицами — знаком занимаемой должности, — расхаживали в своих длинных одеждах дворцовые служащие. Они придирчиво осматривали стены, мебель, примечали каждое пятнышко на ковре, заглядывали в гостевые комнаты — надо, чтобы кровати были застелены, в каминах горел огонь, а на столиках стояли бутылки с легким вином и белый хлеб. Перед обедом те же служащие самолично провожали самых важных гостей в приемную залу, рассаживая их по своим местам. Тут они попадали под опеку других слуг, отвечающих за еду и напитки, а где-то в невидимых глубинах дворца, в гигантских кухнях, освещаемых бликами каминного пламени, «денно и нощно трудились» повара и поварята, готовившие сочное мясо, острую приправу, сладости для банкетного стола.

Снаружи тоже не затихала жизнь. В любое время суток под окнами дворца слышался цокот копыт — это развозили личную корреспонденцию королевы (сорок посыльных всегда были наготове) и доставляли дипломатическую почту. Знать нередко приезжала сюда на зимний сезон с женами, слугами, десятками сундуков, лошадьми, военными доспехами, даже охотничьими рогами и снаряжением. Другие, напротив, покидали Хэмптон-Корт, то ли утратив королевское благорасположение, то ли не достигнув каких-то своих целей, то ли опустошив кошельки, ибо жизнь здесь стоила недешево. У дворца постоянно останавливались повозки с едой, углем, строительными материалами; портные же, торговцы одеждой, поставщики всякого рода украшений с беспокойством наблюдали за тем, как их конкуренты выгружают свои столь необходимые всем товары.

Один итальянец, совершенно потрясенный роскошью Хэмптон- Корта, говорил, что здесь «имеется все, что душе угодно», но он заблуждался: во дворце действительно были все удобства, за исключением санитарных.

Куда ни пойди, миазмы вокруг дворца распространялись с такой силой, что впечатление это производило, наверное, не меньшее, чем сама архитектура. Вообще-то говоря, Булей потратил кучу денег на то, чтобы провести в дом чистую родниковую воду, даже проложил трубы длиной в три мили, но вода эта шла только на питье, готовку и мойку посуды — нечистоты девать было некуда. И если к вони от кухонных отходов, конюшни, гнилого сена, остатков пищи и прокисшего вина добавить запахи, доносившиеся из помещений для прислуги, то хоть нос затыкай.

Внятно ощущался и аромат от «закрытых стульчаков» для благородных гостей (это были переносные туалеты, опорожнявшиеся вручную). По свидетельству одного современника, даже в королевских покоях, где «закрытые стульчаки» помешались в ящики, обитые шелком и бархатом, воздух нередко стоял «такой невыносимо спертый», что у визитеров появлялось сильное искушение сразу же повернуться и выйти вон.

Вместо того чтобы попытаться раз и навсегда избавиться от зловонной атмосферы, королева и ее придворные всячески перебивали тяжелый запах. Проходя мимо особо вонючих мест, они нюхали ароматические шарики, а помимо того, обильно спрыскивали духами тело (мылись они крайне редко), одежду, даже шляпы, туфли и украшения. В комнатах курились можжевельник и травы; поелику возможно, гости обильно украшались цветами. Елизавета, цветы обожавшая, прикалывала их к одежде и как-то велела выстлать ими палубу королевского судна; следуя ее приказу, церемониймейстер окружил дворец павильонами, стены которых представляли собою, по сути, распустившиеся цветы. Королева и ее окружение плыли сквозь миазмы дворца в розовом тумане из духов, а наружу, где от жутких запахов так просто не укроешься, выходили с крайней неохотой.

Замусоренный, немытый, с неубранными отходами, Хэмптон-Корт буквально за несколько недель делался совершенно непригодным для жилья, и Елизавета вместе с гостями перебиралась в другое место. К тому же всяческие грызуны и насекомые, жиревшие на объедках, что доставались им и в приемной зале, и личных покоях, распространялись с такой скоростью и в таких количествах, что крысоловы да морильщики просто не справлялись с ними. Придворные мучились от блошиных укусов; этим тварям никакие шелковые камзолы не помеха.

Расходы на содержание этого громадного дворца неизменно превышали выделяемые парламентом сорок тысяч фунтов, и с одного взгляда на сохранившиеся от тех лет записи становится понятно почему. Несмотря на четкое и детальное расписание — сколько хлеба, вина, пива, дров, свечей должно расходоваться на нужды королевы, ее окружение, слуг и вообще всех тех, кому дозволено проходить через ворота Хэмптон-Корта, с этими ограничениями никто не считался. Стол королевы получался вдвое обильнее, чем предусматривалось (остатки шли обслуге и чиновникам, сама-то королева ела немного). «Постные дни», предусмотренные бюджетом, не соблюдались вообще, стол в эти дни так же ломился от яств, как и в любое другое время. Чиновники, что по своему положению могли заказывать еду из королевских запасов, безбожно злоупотребляли этой привилегией, презирая существующие правила настолько, что продукты, предназначенные для королевских кладовых, ящиками отсылали к себе домой.

По правилам чиновный люд, обслуживающий двор, и слуги из тех, что занимали начальственное положение, должны были трапезничать вместе, и рацион им полагался один и тот же, но редко кого можно было увидеть за большими столами, расставленными в помещениях дворца. Большинство предпочитало обедать и ужинать у себя и еду заказывать по собственному выбору; а то, что оставалось от общего стола, с большой охотой прибирали люди, стоявшие на иерархической лестнице ступенью ниже. Регулярное ведение хозяйства предполагало также, что еду подают далеко не всем и в строго определенные часы. Не соблюдалось, однако же, и это правило — кухня работала день и ночь, впрочем, как и винные погреба.