Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хизаши сразу повернулся к Сасаки.
– Я не говорил! – воскликнул тот.
– Арата мне ничего не рассказал, – подтвердил Морикава. – Но обладая знаниями, догадаться не так уж сложно.
Куматани выдержал его взгляд и твердо произнес:
– Это была моя идея. Я решил сохранить тайну Юрико-химэ.
– И это я знаю, – кивнул Морикава. – Только в тебе достаточно сострадания ко злу, чтобы принимать подобные решения. Но помни, что не всякое зло стоит твоего сострадания. Однажды ты вновь окажешься перед выбором и ошибешься. Не подведи своих товарищей, Кента-кун. Я вижу, что в тебе есть сила вести за собой, надеюсь, ты поведешь в нужную сторону.
Кента не ответил, лишь задумчиво потеребил бусины в агатовом ожерелье. А Морикава продолжил:
– Меч, который искал лорд Киномото и который сегодня нашли на пожарище, не простой. Это одно из легендарных священных орудий, выкованных кузнецом Оодзуки Такато. Вероятно, когда-то на месте замка Мори было святилище Кагуцути-но ками, где меч хранился вдалеке от любопытных глаз. Но его нашли с дурными намерениями, осквернили святилище, и он стал притягивать к себе злую энергию. Потому-то в замке и собралось так много ёкаев.
– О! – воскликнул Сасаки. – Наверное, лорд Киномото собирался преподнести императору подарок или с помощью этого меча снискать себе славу.
– Скорее всего, ты прав, – кивнул Морикава. А Хизаши наконец понял, почему так испугался какой-то старой железяки. Им двигал инстинкт – держаться подальше от вещи, которая была для него опаснее всего. Ведь даже его кровь отозвалась, вновь став золотой и выдав его с потрохами. Вот что такое священное оружие.
В отличие от него, Мадока оживился.
– То самое Тайма-но кэн, которое может ранить только ёкая и демона, а для человека не опасно? Вот это да! Вот бы я там был, посмотрел бы на него вживую!
У Хизаши стало холодно в животе, он подавил желание обернуться, но точно знал, что Кента пристально на него смотрит, взглядом проникая почти в самую голову.
Если он скажет хоть слово, Хизаши конец.
– У меня вопрос, – подал голос Куматани, и Хизаши почувствовал, как против воли собирается ки, готовясь вырваться смертоносным вихрем. – Лорд Киномото ведь уже должен был узнать, что замок сгорел, а жена мертва вместе с частью его людей. Это сильно повредит школе? Он не захочет отомстить?
– Хороший вопрос, Кента-кун, – похвалил Морикава и ответил: – Лорд Киномото уже никому не сможет отомстить. Этой ночью он умер в своем доме в столице. Остановилось сердце, говорят, от страха.
Морикава еще немного посидел с учениками, а под конец подарил Кенте потрепанный томик стихов, доставшийся ему от его учителя. А когда ушел, и Мадока принялся возмущаться по которому уже кругу, а Сасаки тихо пересел к себе в угол, чтобы почитать до ужина, Хизаши вышел на улицу.
Ему было тяжело. Он вдруг особенно отчетливо ощутил свое положение – один среди людей, среди экзорцистов, готовых убить его при малейшем подозрении просто потому, что так велит их долг. «Рука тверда, и меч не дрогнет». Как-то так вышло, что Куматани, над которым он презрительно посмеивался, наивный Куматани незаметно стал… одним из них? Тем, в чьей руке не дрогнет меч.
– Хизаши-кун.
Он приблизился неслышно, но, скорее, это Хизаши просто стал слишком невнимательным.
– Хизаши-кун, меч же тебя не задел?
– Нет, – ответил он и сам в это поверил на мгновение. – Не придумывай себе. Я же, в конце концов, не какой-нибудь ёкай.
– Конечно, – отозвался Кента и встал рядом. – Я бы уже давно заметил, мы ведь друзья.
Он посмотрел на Хизаши с мягкой улыбкой и похлопал по плечу.
Боль, которая пронзила тело, сейчас показалась Хизаши смешной. Сердце вдруг заболело гораздо, гораздо сильнее.
* * *
Учида Юдай, наверное, и сам не представлял, насколько пророческими окажутся его слова, сказанные на крыльце красного павильона школы Кёкан. Потому что в тот миг, когда Хизаши заметил слежку, пути назад были отрезаны.
Но поначалу все шло хорошо.
Хизаши с удовольствием облачился в свое темно-синее кимоно с желтым поясом, накинул сливового цвета хаори с вышитыми кленовыми листьями, завязал волосы красным плетеным шнуром и заткнул за пояс веер. Гета ждали возле порога, и когда Хизаши выпрямился на них, почувствовал себя как под надежной броней – так ставший привычным образ Мацумото Хизаши теперь на него действовал. Рожденный жалким прикрытием, он постепенно превратился в силу. И вот, оставив за спиной старую покосившуюся торию со следами когтей тэнгу на перекладине, троица оммёдзи разных школ без происшествий миновала лесную тропу и оказалась на распутье. Хизаши хорошо знал это место – одна из дорог вела отсюда в город и дальше, до ворот школы Дзисин. Если честно, он и не рассчитывал снова пройти тем же путем, тем более в нынешних обстоятельствах.
– Мы с Сасаки пойдем впереди, – напутствовал Учида, серьезный настолько, что можно было даже заподозрить его в беспокойстве за Хизаши, что само по себе звучало как чистый бред. – Мацумото, не вздумай попасться кому-нибудь на глаза. Лучше вообще жди здесь.
– Ну уж нет, – возразил Хизаши. – Что, если вы столкнетесь с Куматани?
– Это было бы слишком хорошо, – ответил Учида и нахмурился. Хизаши казалось, он понимает значение его взгляда. «Я бы хотел увидеть Кенту живым и здоровым, но мы оба знаем, что его там нет». Да, наверное, Учида думал что-то вроде этого.
– Я могу попросить Аканэ-сан создать иллюзию и скрыть приметную внешность, – вдруг предложил Сасаки, впрочем, не слишком уверенно.
– Аканэ-сан? – переспросил Учида. – Кто это?
Раздался мелодичный перезвон серебряных колокольчиков, и у Хизаши разом заныли все зубы.
– Что за дурацкое имя? – проворчал он и ощутил тычок в спину, легкий, но вдвойне обидный от того, что не видно толкнувшего. Учида тоже сделал шаг вперед и поморщился. Сасаки виновато потер запястье, обвитое тонким красным шнурком.
– Это имя дал ей я, это часть… часть посвящения. Как ваши мечи. Но Аканэ-сан не обязана подчиняться, если не захочет.
– Я не слышал о подобном, – сразу же отреагировал Учида, которого непонятные ему ситуации раздражали. – Договоры с ёкаями опасны.
На этот раз он чуть наклонился в сторону, будто его вдруг дернули за ухо. Звякнули колокольчики, но уже за спиной Сасаки, и тот застыл, когда ему в грудь уперлось острие нагинаты.
– Вели ей прекратить!