Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поговорю. Сам хотел тебе про это сказать. Руслан выехал один вперед, под копытами глухо
стучала уже сухая глина.
— Карась! Э-эй, Кара-а-сь!
— А, Еруслан!
Карась отделился от русской дружины, поскакал навстречу. Не слезая с коней, горячо обнялись.
— Живой, друже?
— Живой… паче чаяния. В наш век уцелеть — и то уже счастье.
— Верно! Эк, чертяка! — Карась восхищенно оглядел Руслана. — Разнесло в плечах. Не узнать. Богатырь.
— А ты, не в обиду сказать, квелый какой-то. Усталый. И весь красный. Будто тебя на ветру подвесили — и так держали всю зиму.
— Угадил! Разве что не подвешивали. А ветру здешнего я вдосталь хлебнул. Хочешь знать, где я был, откуда вернулся? Аж в самый Мерв гоняли! Обходным путем через Бухару. Натерпелся, брат, лиха! Вот что, родной. Надобно мне с Курзадом вашим побалакать.
— С каким это Курзадом?
— Разве не Курзад его зовут?
— Хурзад, осел ты этакий! Что значит — Сын солнца. И не смей так о нем говорить. А то двину между глаз, и разойдемся на веки вечные.
— Ну, ладно! Курзад, Хурзад — мне все одно. Дело у нас есть к нему,
— Какое?
— Знаешь, родной, сказали вчера: пойдете Кур… Хурзада громить. Мы призадумались. Зачем? Скажем, встали бы смерды у нас на Руси на Ратибора… а какие-то, бог весть, полонянники — курезмийцы, будь у нас таковые, взялись бы нас громить. Хорошо ли? Собачье дело. Свинячье. У них свои заботы. Раз уж народ бунтует, значит, есть из-за чего. Не след нам ему мешать. А помочь — можно бы! Мы, чай, тоже смерды. Натерпелись от бояр, от князей. Обмозговали мы все — и порешили переметнуться на вашу сторону. Возьмет нас к себе Кур… тьфу! — Хурзад, мы ему тайну одну откроем. Жуткая тайна, друже! И надо ее поскорее ему открыть, а то будет поздно…
Хурзад, конечно, с большим удовольствием взял русичей в свое войско.
А тайна и впрямь оказалась жуткой: «священный царь» Аскаджавар отослал Кутейбе ибн Муслиму золотые ключи от хорезмийских городов и пообещал ему дань в десять тысяч голов скота, если хорасанский наместник халифа поспешит к нему на помощь.
— Вот почему шах так настойчиво расспрашивал нас, кто показывает врагу дорогу, — сказал Руслану бледный лекарь. — Видно, давно, уже тогда, он подумывал об измене. А я, глупый, рассусоливал перед ним с умным видом… Эх, жизнь! Выпьем ячменной водки?
Весть о предательстве Аскаджавара перевернула, казалось, Хорезм кверху дном: не осталось колеблющихся. Откинув боязнь и сомнения, все, до последнего, крестьяне, ремесленный люд, городская чернь, примкнули к восставшим.
Шаху — изменнику написали: «Ты проклят народом Хорезма на веки вечные. Будешь наказан смертью. Будь в твоем замке Фир не три стены, а тридцать, одна выше другой, все равно они тебя не спасут».
Весна у «покорных богу» в Туране — время набегов, зимою они отсиживаются в Мерве.
Итак, весною 90-го года хиджры, то есть, переселения пророка из Мекки и Медину, или 712-го года так называемого Рождества Христова, Кутейба ибн Муслим, вняв слезной мольбе хорезмшаха Аскаджавара Чагана Афригида, сделал, дабы обмануть бдительность Хурзада, ложный выпад в сторону Согда, уже не раз им разграбленного, и внезапно двинулся с огромным войском по левому берегу Джейхуна (Окуза) на далекий Хорезм.
Окрылен был Кутейба: гонцы из столицы принесли хорошую весть — недавно, подкупив Юлиана, западные войска халифа в трехдневном бою разгромили вестготов на Пиренейском полуострове. Широко размахнулась держава «покорных богу»! Весь мир скоро ею будет покорен…
Как всегда в походе, далеко впереди всего войска, выслав бойкие разъезды, спешил навстречу битвам головной отряд из легкой конницы. За ним продвигалась тяжелая конница в прочных панцирях, с длинными копьями, мечами, боевыми палицами, топорами. Ее прикрывали с двух сторон подвижные толпы пеших стрелков из лука. За тяжелой конницей взметала пыль тяжелая же пехота, сопровождаемая верблюдами с едой, водой и снаряжением. Далее размашисто вышагивали верблюды с осадными орудиями. И в конце следовал замыкающий отряд.
Ночью, прежде чем позволить воинам спать, бывалые рубаки — начальники десятков, сотен, тысяч, обезопасив стоянку рвами и валами, собирали вокруг себя усталых запыленных людей и принимались определять остроту зрения подчиненных.
— Видите ковш Большой Медведицы? Задирали голову:
— Видим, конечно, видим!
— Найдите среднюю звезду в ручке ковша.
— Нашли!
— Это звезда Мицар. Что видите рядом с нею?
— Ничего!
— Я вижу!
— Что видишь!
— Еще одну звезду, крохотную, тусклую.
— Кто увидел?
— Я, Сулейман.
— Вот тебе золотой! У тебя хорошие глаза. Это Суха, — запомните! — двойник звезды Мицар. Пусть радуется тот, кто способен ее различить, — он может стрелять без промаха.
Нет, Кутейба не застал Хурзада врасплох. Предупрежденный русичами, вождь повстанцев сумел вовремя вывести свои войска на левый берег, к Хазараспу.
К нему явился во главе своих скуластых узкоглазых всадников тюркский начальник Инэль-Каган.
— Людей у меня немного, — степной народ откочевал на летовья к Уралу, — наберется всего пять-шесть сотен. Зато — отменные стрелки.
Тоже небольшое, но крепкое войско привел Булан, ставленник иудейской общины.
Затем из Кердера — северной, приморской, части Хорезма, прискакал Хангири (или — Хуфарн; никто толком не ведал, как его зовут, и он не старался разъяснить).
Угры запоздали: все-таки Урал далеко, и, наверное, они боялись остаться без летних кочевий, занимаемых тюрками, — а хазары, пожалуй, и не думали спешить: своих забот у них было хоть отбавляй.
Хурзад собрал вождей у себя в шатре, спросил их сурово:
— Чего здесь ищете? Отвечайте, положа руку на сердце. Дело предстоит нелегкое, я должен точно знать, зачем вы здесь и почему.
Плосколицый Инэль-Каган:
— Нам, тюркам, неплохо жилось по соседству с вами и среди вас. Алтай, откуда вышли деды, забыт, — так уж получилось, что ваш край сделался нашей новой родиной. Жили мы, считай, мирно, не очень-то задирали друг друга. Правда? Попадет Хорезм под власть «покорных богу» — и нам, пастухам, беды не миновать. Вот почему я хочу тебе помочь, Хурзад.
Хуфарн (Хангири?) — без обиняков:
— Я привел тысячу храбрых воинов. Хочешь их получить, — обещай: победив «покорных богу», ты сделаешь меня священным царем вместо Аскаджавара. Будем с тобою вдвоем Хорезмом править.
— Священным царем? — удивился Хурзад. — Что проку тебе от этого? Чем хуже — править Кердером? Богатый округ. Много рыбы, скота. Священный царь — ничто, красивая кукла. На молебнах торчит с важным видом, жертвы приносит огню. Честь велика, конечно, но что в ней?