Хачиун невольно проникся уважением к полководцу, под началом которого находился этот хорошо организованный лагерь. Перед самым рассветом генерал послал всадников осмотреть долину, они поскакали на юг до края и вернулись. Дозорные явно не ожидали, что враг подберется столь близко. Хачиун слышал их беспечные выкрики и не заметил, чтобы цзиньцы глядели в сторону предгорий. Вне всякого сомнения, воины считали себя везунчиками и рассчитывали перезимовать в тепле и безопасности.

Хачиун вздрогнул: кто-то похлопал его по плечу и сунул в руку мясо, завернутое в лепешку. Хлеб слегка отсырел и хранил тепло чужого тела, но Хачиун сильно проголодался, а потому с благодарностью принял угощение и сразу откусил изрядный кусок. Он понимал: силы ему понадобятся. Даже для прирожденного лучника выпустить сто стрел подряд — дело нелегкое: плечи и руки ломит от боли. Хачиун шепотом отдал приказ разбиться по парам и, используя друг друга как противовес, размяться и отогнать холод. Все монголы знали о пользе подобных упражнений, и никто не хотел вступить в предстоящий бой неподготовленным.

Лагерь цзиньцев по-прежнему был тих. Хачиун сунул в рот остатки хлеба, а следом — пару пригоршней снега, чтобы кусок легче прошел в горло. У Хачиуна не было времени на разработку стратегии. Если его лучники выступят прежде, чем покажется войско Чингиса, цзиньский генерал успеет послать к ним часть своей огромной армии и уничтожит их. Если же Хачиун опоздает, преимущество от неожиданного удара с тыла будет потеряно. Чингис может погибнуть.

Глаза Хачиуна болели от ослепительной белизны, однако он по-прежнему пристально смотрел вдаль.

Пленников погнали в ущелье. Они почувствовали, какая судьба им уготована; раздались причитания и крики. Первые ряды монгольских всадников закрывали путь к отступлению, и несчастным оставалось только шагать вперед. Чингис заметил, что несколько цзиньцев помоложе проскользнули между двумя воинами. Тысячи пленников взволнованно следили за попыткой к бегству, но, увидев, как смельчаков обезглавили быстрыми ударами мечей, отвернулись — выхода не было.

Грохот барабанов, лошадиное ржание, крики людей отражались от высоких скал. Далеко впереди цзиньские лазутчики спешили сообщить своему генералу о приближении монголов. Чингису было все равно — он не рассчитывал застать врага врасплох.

Толпа пленников тащилась по каменистой тропе, со страхом ожидая, когда покажутся цзиньские лучники. Более тридцати тысяч человек брели перед монгольскими всадниками, некоторые в изнеможении падали. Воины поддевали их копьями, не разбираясь, притворяются несчастные или нет. Остальных пленных кочевники гнали вперед словно скотину, с гиканьем и улюлюканьем. Знакомые звуки казались здесь неуместными. Чингис в последний раз оглядел ряды своего войска, примечая, где находятся его верные военачальники, затем устремил жадный взгляд вперед. Ущелье было примерно четыре ли длиной. Хан знал, что не отступит.

Хачиун наконец заметил движение во вражеском лагере. Похоже, Чингис вошел в ущелье и об этом сообщили командующему цзиньской армией. Между шатрами проскакали всадники, их лошади были намного лучше, чем те, которых Хачиун видел у цзиньцев раньше. Возможно, император придержал самых породистых животных для своей гвардии. Высокие, гораздо выше низкорослых степных лошадок, цзиньские кони лоснились в свете утреннего солнца, когда всадники строились в колонны перед ущельем.

Отряды арбалетчиков и копейщиков спешили к передним рядам, и Хачиун нахмурился, разглядев, как их много. Вдруг брат с ними не справится? Он не сможет использовать любимую тактику и окружить врага — проход слишком тесный.

Хачиун повернулся к своим людям, те не сводили с него глаз, ждали.

— Бросайтесь вперед по моему приказу. Разобьемся на три шеренги и подойдем к врагу поближе. Из-за щелканья луков вы не сможете меня услышать, так что передайте остальным: пусть все остановятся после того, как выпустят первые двадцать стрел. Когда я махну рукой, выпускайте следующие двадцать.

— Их всадники одеты в доспехи. Нас сметут, — глядя вдаль, произнес воин, который стоял рядом с Хачиуном.

Они всю жизнь воевали верхом. Даже мысль о том, что придется отражать атаку врага, стоя на земле, казалась им противоестественной.

— Нет, — возразил Хачиун. — Никто в мире не сможет противостоять моим людям, вооруженным луками. Первые двадцать стрел посеют панику среди врагов, и мы подойдем ближе. Если цзиньцы вступят в схватку — а это наверняка произойдет, — каждый из них получит по стреле в горло.

Он снова посмотрел в долину. Цзиньский лагерь напоминал разворошенный муравейник. Чингис наступал.

— Приготовьтесь, — пробормотал Хачиун.

На лбу монгола выступил пот. Главное — правильно рассчитать время.

— Подождем еще немного. Но когда двинемся вперед, нас уже не остановят.

Пройдя половину пути, пленники натолкнулись на первые группы арбалетчиков — те поджидали на уступах скал высоко над землей. Заметив их, пленные отпрянули от каменных стен, сгрудились в середине, замедлили ход колонны. Тут уж не промахнешься. Цзиньские стрелы полетели в толпу. Громкие крики отозвались эхом, и первые три ряда кочевников во главе с Чингисом подняли луки. Каждый из монголов мог попасть в летящую птицу или на полном скаку сразить трех противников подряд. В воздухе засвистели стрелы, и тела арбалетчиков упали прямо на головы наступающих. Окровавленные расщелины в скалах остались позади, а кочевники снова двинулись по тропе, заставив плачущих пленников перейти на тяжелую рысцу.

Чуть дальше проход сужался, над тропой нависали два огромных каменных выступа. Пленники побежали к ним, спотыкаясь и прихрамывая, монголы подгоняли их копьями и криками. Две крепости на уступах возвышались над единственной дорогой. Лазутчикам не удалось миновать этот рубеж — воины Чингиса не знали, что ждет их впереди.

Хасар вспотел. Потребовалось довольно много времени, чтобы спустить по трем веревкам тысячу человек. Пока воины благополучно достигали дна пропасти, он отправился на разведку. Люди утопали в снегу по пояс, и Хасар решил, что обитатели крепости не пользуются тропой, которая привела сюда монголов; впрочем, он мог и не заметить вырезанных в скале ступеней. Его воины сумели пробраться в тыл, а вот как попасть в крепость? Она, подобно своей копии на другой стороне, казалась неприступной для любого, кто попытался бы пройти по ущелью. Не исключено, что цзиньцы использовали не лестницы, а веревки.

Три человека сорвались во время спуска, и, вопреки ожиданиям, один из них уцелел, приземлившись в сугроб, такой глубокий, что оглушенного воина пришлось откапывать. Двум другим не повезло — упали на голые камни. Никто из них не закричал, в ночной тишине было слышно только уханье сов, возвращавшихся в свои гнезда.

Когда рассвело, Хасар и его люди отправились искать вход. Первые шли медленно, утаптывая тяжелый снег. Черная крепость нависала над их головами, и Хасару оставалось только ругать себя за то, что зря увел десятую часть братнина тумена.