– Возьми десять человек, или сколько тебе нужно? – сказала она. – А еще пошли отроков за боярами, за Твердятой, и пусть разыщут Хедина, и еще послать за воеводой Хродгаром. Велите старостам собирать ополчение посада. Кто бы ни был, мы будем готовы. Да, и пошлите в святилище к матери Огняне.

Полупустой город снова оживился и наполнился движением. Тревожная весть быстро облетела все улицы, посадские жители поспешно собирали уцелевшие пожитки и торопились под защиту детинца. Но на лицах были ужас и отчаяние, и даже Избрана ломала руки, не в силах сохранять внешнее спокойствие. Какой толк спасать пожитки и бежать за стены? Ведь самое драгоценное, что у них есть, – засеянные поля – унести и спрятать невозможно! Кто бы ни привел то неизвестное войско – ему незачем осаждать детинец, воевать с людьми, у которых нечего взять! Достаточно затоптать всходы – и Плесков погибнет. К следующей весне здесь не останется никого.

– Нет, княгиня, зачем им поля топтать? – рассуждал боярин Умысл. Он пытался ее успокоить, а у самого дрожали седые брови и тряслись руки. – Что они, мары и навьи? Тоже люди, а хлеб сейчас всем нужен. Для них самих это наше поле – дороже золота. Может, за тем и идут.

– Нужен был бы хлеб, зачем весной идти воевать? Дождались бы, пока мы сами урожай соберем.

– Ну, за чем бы ни шли, поля не тронут. Стороной обойдут.

– Вот что, отец! – Избрана наконец взяла себя в руки, и решение ясно встало перед ней. – Нельзя нам за стенами прятаться. На краю города надо их встречать, на пустыре за ручьем. У нас сколько есть людей, там все встанут, а если у них больше – им же хуже, тесно будет. Если погибнем, значит, судьба, а поля надо прикрыть. Без хлеба – та же смерть, только медленная.

Кмети одобрительно кивали. Все понимали, что прятаться бессмысленно, – если поля погибнут, то стены детинца спасут плесковцев совсем ненадолго.

Вернулся Ждибор. Из десятка, который он брал с собой, назад пришли всего четверо, считая его самого.

– Столкнулись мы с их дозорными! – рассказывал он прямо посреди двора, где его встретила Избрана. Парень был чуть жив от усталости, без щита, правый рукав стегача намок от крови. Ему принесли воды, и он жадно пил, проливая на грудь, пытаясь одновременно продолжать рассказывать. – Видели мы это войско. Все правда, войско большое, две тысячи копий, может, чуть меньше. Они до Заева лога дошли, там пристали, на берег высадились. Отдыхают вроде, а пока сами вперед разведчиков пустили, мы на них и наскочили. Кого убили, кто раненый, я и не знаю, вот, четверо нас вырвалось, их-то два десятка было, не меньше.

– Да кто же они?

– Вот. – Ждибор вынул из-за пазухи поясную пряжку с обрывком ремня. На ремне сохранились две маленькие серебряные бляшки.

Избрана взяла пряжку, и у нее упало сердце. Это была вполне обычная бронзовая пряжка, она видела такие десятками. Если не сотнями. Точно такие же делали мастера, жившие на смоленском княжьем дворе. И почти все кмети смоленской дружины носили именно такие.

– А! – раздался у нее над ухом голос Хедина. Она и не заметила, как он подошел. – Чего-то такого я и ожидал! Пришел твой драгоценный брат!

– Ты ожидал? – Избрана подняла на него глаза.

– Конечно! Ты сбежала, оставив Смоленск ему. Он устроился там и подумал, что должен уничтожить тебя окончательно, иначе ему не будет покоя.

– Уничтожить?

– Чему ты удивляешься? Как будто все это началось только вчера! Он думает, что ты хотела его убить.

– Я не хотела!

– Не знаю, чего ты хотела, но какое-то время все выглядело так, будто ты хочешь его смерти. Год назад, перед тем как тебя признали княгиней. Когда он ушел, он наверняка думал, что спасает свою жизнь. Теперь он в силе и собирается покончить с соперниками раз и навсегда. Ну, я не утверждаю, что он собирается действительно тебя убить. Уважение к своему роду в нем всегда было сильно. Однако он хочет, чтобы ты не была больше княгиней нигде и никогда. Мы с тобой уже говорили об этом, ты помнишь? Он или выдаст тебя замуж за какого-нибудь мелкого воеводу и пошлет сторожить самый дальний глухой погост, или засунет в самое дальнее святилище, где ты будешь призывать благословение богини на две рыбачьи сети и одну дырявую лодку.

– Замуж? Святилище? О чем он говорит? – возмущенно воскликнул Хродгар. Поскольку Хедин говорил по-северному, етландец его понял, но вся предыстория ему была неизвестна. – Я не позволю! Пока я жив, никто не обидит королеву! – с вызовом крикнул он Хедину, сжимая рукоять меча. – Да приди сюда хоть войско великанов и троллей, я докажу, как отважен и верен Хродгар, сын Рагнемунда!

– Но их целых две тысячи, а у тебя всего двести человек, – ответила Избрана. – В посаде мы не соберем и сотни. А бежать нам уже некуда.

По всем окрестным поселкам послали гонцов, и можно было надеяться, что уговоры или угрозы дадут еще сколько-то человек в ополчение, но едва ли больше сотни. Наступала ночь, посад вымер, поскольку все его население перебралось в детинец. По заборолу расхаживали дозорные с факелами, вглядываясь в темнеющую луговину.

Избрана ходила по стене, кутаясь в зимний плащ на меху. Ее била дрожь, но в горнице, где топилась печка, ей не становилось лучше. У нее было чувство, что она гибнет и тащит за собой в Бездну весь мир. Зло, которое она натворила в своей безрассудной жажде власти, еще не искуплено. Хедин пытался убить ее брата; пусть она не просила варяга об этом, но он решился на это ради нее, а значит, перед богами в смерти Зимобора была бы виновата именно она. И боги еще не простили ее, как она надеялась. Наказание настигло ее на самом краю света, и дальше бежать некуда.

Некуда? Мелькнула мысль о Хродгаре: у него есть отличный корабль и сильная дружина. Правда, он сам изгнанник и у него нет дома, но разве мало на свете других земель? Не здесь, так на других берегах Варяжского моря найдется сколько угодно стран и городов, где их примут со всем почтением, ведь она – дочь князя, а Хродгар – сын конунга, оба они ведут свой род от богов. Многие почтут за честь принять их – в тех богатых и щедрых землях, где каждое ячменное зернышко не ценится дороже жемчужины…

Но тут же ей стало стыдно. Плесковская земля приняла ее, как родную, доверила ей власть над собой, свое благополучие и безопасность. Невольно она навлекла смертельную опасность на этих людей, ждавших от нее спасения. Плесковцы назвали ее своей повелительницей, а она сначала приманила на них огромное войско, а теперь думает сбежать…

Но разве может она их защитить? Даже если она сама возьмет меч и сядет на коня…

Конь Марены… Женщина на коне Марены… Как-то так грозил ей старый Громан, давно сгнивший, надо думать, в порубе на смоленском дворе. Если она возьмется за оружие, как он говорил, то на коне ее поедет сама Мать Мертвых.

Но дружина Хродгара и все ополчение, которое удастся собрать, никогда не одолеют смоленское войско. Плесковцы погибнут напрасно и не спасут ни ее, ни себя.

Оставался только один выход, и Избрана ясно видела, что он действительно единственный. Она должна бежать, но не за море, а туда, к Зимобору. Бежать немедленно, сейчас же, пока не прошла ночь, потому что на рассвете он наверняка поведет своих людей на город. Ему нужна она, его сестра-соперница. Пусть он ее получит. Пусть он выдаст ее замуж хоть за Пепелюху-водовоза, косоглазого придурка с княжеской кухни, пусть загонит ее хоть в самый глухой лес, пусть хоть голову ей отрубит! Но тогда у него не будет больше причин разорять Плесков. Она поставит условие, чтобы он немедленно увел войско назад, и Зимобор согласится. Избрана хорошо знала миролюбие брата, которое так часто казалось ей глупым, но сейчас в этом было спасение Плескова.