– Нет, с этим, определенно, что-то надо делать! – заявил кардинал с тщательно выверенным негодованием. – Не нравится мне все это!

– Он уже явно не тот художник, каким был совсем недавно, – согласился Киджи, склонив голову набок – Похоже, его мало занимает работа. Однако должен признать, что фреска уже великолепна!

– Неужели ничего нельзя сделать, чтобы вернуть его на путь истинный? Заказы копятся. Он еще не выполнил обещанного мне и даже не приступил к моему портрету, не говоря уже о том, что должен сделать для Его Святейшества.

Киджи поглаживал свою черную бородку. Вместе с кардиналом они подошли ко второй арке и выглянули в сад. Банкир явно не видел большой угрозы таланту живописца, о которой толковал Биббиена. Во всяком случае, пока.

– Полагаю, все дело в этой девице, от которой он никак не может оторваться, – предположил кардинал.

– А в чем же еще? Выходит, она изменила его мир и косвенно наш.

– Последнее время Рафаэля не занимает ничего, кроме его Мадонн, которых он пишет в неимоверном количестве.

– Довольно грубая ирония, ты не находишь? – усмехнулся Киджи.

– Его Святейшество уже не раз говорил Рафаэлю, что не разрешит брак с этой девицей, но это никак не остудило его пыл.

– Этот пыл может привести к дурному концу, что, учитывая его удивительный дар, обернется для всех нас трагедией.

– Вот и следует его остановить, если уж не осталось иного выхода.

– Да. Надо же было этой дочери булочника встретиться ему на пути в тот злосчастный день!

– Жаль, что ей не хватило здравого смысла, чтобы не возомнить себя ему ровней!

Они вместе вернулись в комнату. Кардинал завеял руки за спину. Неоконченная фреска над их головами ставила многоточие в разговоре.

Биббиена был чрезвычайно доволен собой. Он хорошо сыграл роль удрученного и заботливого друга, одновременно посеяв семя, которое рано или поздно проклюнется. И даст Бог, отмстит за страдания его бедной Марии. Время здесь уже не имеет значения.

Рафаэль работал, встав на колени, на высоких лесах в лоджии виллы Киджи. Вокруг него горели масляные лампы и свечи, чтобы он мог трудиться ночью. Однако поздний час уже изменил его восприятие оттенков цвета. Фреска «Бракосочетание Амура и Психеи» запечатлела гостей, приглашенных на свадьбу Киджи, за большим праздничным столом в старинных костюмах.

Джулио наметил контуры, очертания фигур, их лица, Джанфранческо Пенни написал замечательные цветы и гирлянды. До свадьбы оставался всего день, а работа все еще не была завершена. То обстоятельство, что Киджи женится на любовнице с благословения Палы и кардинала Биббиены, бередило рану в сердце Рафаэля. Ему было трудно работать.

С помощью троих едва держащихся на ногах от усталости учеников, которые следили за светом, Рафаэль, прогнав злость, стал дальше сражаться со стремительно сохнущей штукатуркой. Потеки подсохшей краски покрывали его руки по локоть, цветные брызги испещрили лицо и шею. Рафаэль работал молча и сосредоточенно, пока рядом с ним не появлялся ученик, чтобы вручить ему краски, чистую воду и новые кисти. Второй в это время ждал внизу, готовый выполнить любое распоряжение.

Рафаэль знал, что Агостино недоволен задержкой. Какое бы дружелюбие ни выказывал банкир, Рафаэль понимал, что для Киджи, равно как Биббиены, Его Святейшества и кардинала деи Медичи, он лишь создатель творений, которые должны возвеличить сих могущественных мужей и подарить им бессмертие. Сколько бы денег они ему ни платили, какие бы хвалебные песни ни пели, он все равно останется для них мастеровым, слугой, и только.

Холодок от осознания этой истины заставил его снова подумать о Маргарите. Он накладывал розовый тон на изящные скулы Психеи и тосковал о Маргарите. С тех пор как она появилась в его жизни, покровители Рафаэля заметно ожесточились. Особенно охладел к нему Агостино, да и все остальные весьма резко принимали любое известие о задержках, какие бы причины он ни приводил в свое оправдание. В их представлении всему виной было не обилие работы, а невоздержанность в плотских утехах и его женщина. Они называют ее простолюдинкой. Дочкой пекаря. Булочницей.

Охота выдалась долгой и утомительной. Папа Лев продрог и проголодался. Такого рода развлечения всегда выводили его из равновесия. Тем не менее Агостино, глядя, как понтифик подносит к устам, похожим на розовый бутон, серебряную вилку с кусочком форели в миндале, понял, что настало время для воплощения его замысла.

– Ну, сын мой, – улыбнулся Папа, продолжая жевать. – Рассказывай. Молился ли ты, исповедовался ли, готовясь к завтрашнему венчанию?

– Надеюсь, что мой дом так же готов к нему, как и я. Иначе у меня будет предостаточно свидетелей.

Папа обратил на него взгляд голубых выпученных глаз и теперь уже накинулся на пирожное, которое поглотил в два укуса.

– Что случилось с твоим прекрасным домом?

– Боюсь, что фреска с Амуром и Психеей окажется не так хороша, как мы рассчитывали. Представьте, Ваше Святейшество, в каком состоянии я оставил сегодня утром Франческу, когда она увидела, что роспись еще не готова!

– Все еще не готова? – сглотнул понтифик – Разве мастерская Рафаэля не работает над нею?

– Да, работает. Даже в эту самую минуту.

– И она все еще не готова?

– Ученики сделали все, что было в их силах, но Рафаэль пожелал написать лица собственноручно. Я только надеюсь, что фреска хотя бы высохнет к моменту снятия покрывала, иначе моя невеста сочтет себя опозоренной.

– Это же скандал, недостойный нашего Рафаэлло!

– Боюсь, Ваше Святейшество, вы правы. – Агостино скривился, будто одна эта мысль причиняла ему физическую боль. – Он совершенно потерял голову от своей любовницы, женщины настолько недалекой в силу низкого рождения, что она не способна понять важность его работы, особенно сроков ее выполнения.

– Так это все еще дочь пекаря?

– Так говорят, Ваше Святейшество. Похоже, он не способен обходиться без этой особы, которая довлеет над его жизнью, не позволяя ему сосредоточиться на работе.

– Да, он предлагал нам множество оправданий своего отсутствия на твоих обедах, сын мой.

Киджи наклонился к понтифику, стряхивавши крошки с белого парчового одеяния:

– Мне неприятно это говорить, Ваше Святейшество но кардинал Биббиена утверждает, что и выполнение его заказов тоже не продвигается. И я слышал, как вы сами говорили, что недовольны задержками в работе над собором Святого Петра. Похоже, мы все страдаем от перипетий личной жизни Рафаэля.

Лев резко нагнулся вперед и вскочил на ноги с такой неожиданной прытью, что плечом выбил поднос с любимыми пирожными из рук зазевавшегося слуги, который не успел вовремя отпрянуть.

– Это не может продолжаться! У нас есть заказы для него, которые он просто обязан выполнить! – взорвался Папа. От надсадного рева толстая шея под безволосым подбородком задрожала и пошла волнами.