Мори забормотал слова благодарности и с доступным ему изяществом стал подниматься на ноги. Вскоре ему представился случай убедиться в мудрости Елизаветы, отказавшейся влезать в шотландский конфликт. Все понимали, что Мария собственными руками роет себе могилу.

– Быть может, она сумеет выиграть одно или два сражения, но ей не выиграть войну, – говорила Елизавета своим советникам. – Без помощи Мори ей не удастся сдержать протестантских лордов. Насколько я знаю, они весьма своевольны, дики и неуправляемы. Дарнли, как мне сообщают надежные источники, половину времени посвящает попойкам, а другую половину ведет себя непотребным образом. Такое поведение предосудительно даже для простолюдина, не говоря уже о том, кто мнит себя королем. Влюбленность Марии прошла. Теперь между ними не утихают ссоры. – Сказав это, Елизавета довольно улыбнулась. – Как видите, любезные лорды, мои предсказания оправдались. Марии понравился напор Дарнли. Думать об оборотных сторонах она не желала. И вот вам результат.

Советники молчали. Каждый из них прекрасно знал, кто способствовал такому поведению Дарнли.

– Ваше величество, положение еще серьезнее, – сказал Сесил, вынимая письмо. – От Томаса Рэндольфа. Пришло сегодня. Кажется, у Дарнли есть основания для ревности. Королева Мария все чаще обращается за советом, – Сесил сделал ударение на этом слове, – к своему секретарю Давиду Риццио. Судя по всему, итальянец вершит все дела при ее дворе. Быть может, потому Дарнли и ищет утешения в бутылке.

– Говоришь, все дела? – удивленно вскинула брови Елизавета.

– Все и даже сверх того, если верить слухам. – Сесил, улыбаясь, пробежал глазами строки письма. – Этот Риццио обладает красивым певучим голосом, что и обусловило его чрезмерное влияние на королеву. Возможно, синьор Риццио чувствует себя королем. А Дарнли, как пишет Рэндольф, неистовствует. И пьет.

– Помнится, Мария считала моего лорда Лестера недостойной партией для себя, – с очаровательной наивностью произнесла Елизавета. – И как низко пала она, поддавшись своеволию. Если она и дальше станет упорствовать в своей глупости, ее имя превратится в синоним скандала. И ведь все это отражается и на других. Того и гляди, народ начнет говорить, что женщины не годятся для правления! – Глаза Елизаветы вспыхнули.

– Зато никто не скажет ничего подобного про ваше величество, – ответил Сесил, зная, что королева ждет этих слов.

– Конечно, – подхватили остальные по большей части искренне.

Роберт смотрел на нее и тепло улыбался. Елизавета наслаждалась верностью своих советников. В отличие от Марии, ее окружают умные и верные люди.

– Представляю, на какие действия решится Мори и его сподвижники, – задумчиво произнесла Елизавета.

Вскоре стало известно, что Мори готовится к возвращению в Шотландию.

– Там он наплюет на законность власти и выступит против Марии! – сказал Роберт.

Он был бы рад и сам отправиться в Шотландию, чтобы воевать за истинную протестантскую веру, но предложить такое Елизавете не решался. Роберт догадывался, каким будет ее ответ.

– Поживем – увидим, – пожал плечами Сесил. – Многие так считают. Но я сомневаюсь, что Риццио обрадуется его возвращению. И Дарнли тоже. Кстати, лорд Лестер, королеве неприятны жалобы на то, что ваши сторонники затевают потасовки с людьми герцога Норфолкского.

– Королева мне сама говорила, – нахмурился Роберт. – Я объяснил ее величеству, что Норфолк страдает ревностью и настраивает своих людей. Он готов на все, только бы меня дискредитировать. Но я не обращаю на него внимания, целиком рассчитывая на вмешательство ее величества.

– То-то и оно, лорд Лестер, – сухо ответил Сесил. – Теперь ее величеству действительно придется вмешиваться.

Елизавета вмешалась, но совсем не так, как надеялся Роберт. На глазах у всего двора, будто в шутку, она легонько ударила его веером и сказала:

– Любезный лорд, оказывается, ты вызываешь у других ревность. Изволь не афишировать на публике близкое знакомство со мной. А ты, любезный лорд Норфолк, – новый удар веером, – оставь свои замашки и веди себя поскромнее. Повелеваю обоим прекратить все стычки, будь то словесные или на кулаках!

Противники неохотно обменялись рукопожатием. Никто из них не улыбался. Упрек королевы, пусть и в форме шутки, неприятно задел Роберта.

Придворные до сих пор спорили на деньги, что королева все-таки выйдет за него. Французский посол считал Роберта главным претендентом на руку Елизаветы. Даже враги, за исключением Норфолка, старались быть с ним любезными и искали его благосклонности. В эти дни Роберт и Елизавета мило ворковали, как голубки, но к себе в спальню она его больше не допускала. Их ласки в постели остались в прошлом.

Роберт все чаще вспоминал другие дни – дни их страсти. Теперь они представлялись ему золотым временем, которое… как это ни печально, вряд ли уже вернется. Неудовлетворенное желание не могло бурлить постоянно. Роберт толком не знал, когда именно оно начало затухать. Любой огонь нужно поддерживать, иначе он погаснет. А в последние месяцы между ним и Елизаветой не было почти ничего, что могло бы снова раздуть пламя. Не так уж и давно, стоило ему коснуться ее руки – и мгновенно просыпалось желание. Как бы Роберт ни старался, ему было не вернуть прежнее чувство. Он со страхом думал, что Елизавета испытывает то же самое. Если так, тогда шансов на брак с ней оставалось еще меньше. Но они сохранили близость, и, когда не ссорились, Елизавета относилась к Роберту с особой благосклонностью, показывая это всем. Если бы случилось чудо и она бы назвала его своим мужем, он бы не колебался. Роберта манила не только королевская корона. Даже сейчас отношения между ним и королевой были крепче многих законных браков. Если бы у Елизаветы хватило смелости отдаться ему, их страсть вспыхнула бы с новой силой. Роберт искренне на это надеялся.

Близился сочельник. Елизавета с фрейлинами стояли посреди большого зала и смотрели, как слуги волокут огромное бревно для очага. Оно будет гореть все двенадцать дней празднества. Настроение у слуг было приподнятое. Одни украшали зал гирляндами остролиста, плюща и лавра, другие вносили столы для завтрашнего пира. Елизавета любила эту пору, всегда приносившую ей радость и душевный покой. И надо же именно сейчас появиться герцогу Норфолкскому!

– Что тебе угодно, любезный лорд? – резко спросила Елизавета.

Фрейлины тут же отошли подальше. Когда кто-то злил королеву, она часто срывала злость на них. Могла и пощечину влепить.

– Ваше величество, занимая при дворе далеко не последнее место, я считаю своим долгом поговорить с вами на весьма деликатную тему, – начал герцог, смело следуя направлению, по которому отваживались заходить немногие.

– Вот оно что, – поморщилась королева. – Тогда идем туда, где нас не подслушают. На галерею.

Они вышли из зала, достигли галереи и остановились в амбразуре окна, выходившего в сторону реки.

– Говори, лорд Норфолк. Я тебя слушаю.