Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элис приготовила для нее чистое белье. Выбравшись из ванны, Лиззи натянула рубашку на еще влажное тело и попыталась осушить волосы толстым полотенцем. Здесь же лежал тяжелый стеганый халат — явно мужского покроя. Ей не хотелось думать, кому он принадлежал. Но не могла же она разгуливать по коридору в одной рубашке! Накидывая на себя халат, она с трудом удержалась от искушения погладить его шелковистую ткань.
В комнате ее поджидали горячий чай, тарелочка с печеньем и стакан свежего молока. Она заставила себя съесть одно печенье, но ни от этого, ни от чашки чая ей не стало лучше. Глянув в окно, она увидела, что небо на горизонте посветлело — близился рассвет.
Скинув халат, она забралась в постель и уютно устроилась под одеялом. В комнате было слишком тепло, так что стоило бы открыть окно и впустить в спальню свежий воздух, но Лиззи не в силах была пошевелиться. А еще она боялась подходить к окну. Боялась, что может вновь убежать в лес — босиком и в одной рубашке.
Задув свечу, стоявшую рядом с кроватью, она откинулась на подушки и закрыла глаза В ожидании.
Должно быть, Лиззи заснула. Когда же она открыла глаза, оказалось, что Габриэль стоит рядом с кроватью и смотрит на нее. Судя по мокрым волосам, он тоже успел помыться. Он был в белой рубашке, бриджах и босиком.
Лиззи села и вызывающе посмотрела на него.
— Что ты хочешь? — сухо поинтересовалась она.
— Я лишь хотел убедиться, что все в порядке. Элис сказала, ты плакала. — Улыбка его была невеселой. — Плакала из-за меня.
— Со мной все в порядке. Я просто хочу спать. — Она умышленно сказала это в надежде, что Габриэль поймет ее намек и уйдет. Она не могла просто смотреть на него и не прикасаться к нему.
— Я знаю. А мне что-то не спится.
— Выпей теплого молока.
— Я не хочу молока, — сказал он жестко. — Я хочу тебя.
Очевидно, ему стоило большого труда признать это.
— Сочувствую, — заявила Лиззи, — поскольку со мной у тебя ничего не получится.
— Собственно, уже получилось. И не один раз, если быть точным.
Щеки у Лиззи вспыхнули. Оставалось надеяться, что он этою не заметил, поскольку в комнате было темно.
— Уходи, Габриэль, — сухо сказала она. — Оставь меня в покое.
Он дошел до двери и остановился.
— Ты говорила, что любишь меня, — напомнил он.
— Это было временное безумие.
Она уже не могла больше сдерживаться. Сердце ее разрывалось от муки, а он только и знал, что спорить. Почему бы ему просто не схватить ее в охапку, не оставив ей выбора?
— Люби меня опять, Лиззи, — мягко сказал он. — Я так долго был один.
От этих слов она буквально растаяла, и он это понял Габриэль протянул ей руку, заставляя сделать выбор.
— Идем со мной, — шепнул он. — Ты мне нужна.
И она пошла за ним, босая, покорно держась за его руку. Пошла по темным коридорам Роузклифф-холла в его спальню, в его кровать, любить его.
На этот раз прикосновения его были нежными и ласкающими, а поцелуи — долгими, глубокими и томительными, как если бы впереди у них была целая ночь. Его губы и язык рисовали эротические узоры на ее теле. Он взял ее бережно и осторожно, нашептывая на ухо всякие нежности. Взял ее легко и беспечно, окружив заботой и теплом.
А потом он ушел, и Лиззи осталась одна в его смятой постели, в лучах безжалостного утреннего солнца.
Миновало шесть долгих недель. Пришла пора попрощаться с монахами-призраками и с самим лесом Она и так задержалась в Хернвуде немыслимо долго.
Питер и Джейн пытались уверить ее в том, что она ничуть не мешает их свадебному блаженству. Лиззи и так знала, что не мешает. Дому, который унаследовал Питер, явно не хватало детских голосов, и, судя по звукам, разносившимся ночью по пустым коридорам, Питер и Джейн делали все возможное, чтобы поскорее наполнить его детьми.
Она смотрела из окна на окружающий лес, любовалась розами, пышно цветущими вокруг дома. Роузклифф-холл напоминал ей замок в заколдованном лесу, полный магии и очарования. Она могла только надеяться, что они не развеются после возвращения Габриэля.
Ну а ей пришла пора отправляться в Дорсет. Она вернется домой и станет той послушной, преданной дочерью, какую всегда желали видеть ее родители. Само собой, она не выйдет замуж за Эллиота Мейнарда или какого-либо другого мужчину. Однако и по лесам она бегать больше не будет, а посвятит себя тихой домашней работе и уходу за стареющими родителями.
От Габриэля до сих пор не было ни слова, да она, собственно, и не ожидала ничего такого. В то утро она вновь проснулась одна в его постели. Габриэль уехал, даже не предупредив ее. Забрав хнычущую Эдвину и тело ее отца, он прямиком отправился в Лондон. И даже поспешная свадьба Питера и Джейн не заставила его переменить решение. Что ж, теперь, когда он стал главой семьи, у него появилось много обязанностей, в качестве извинения сказала ей Джейн. Сама она была уверена в том, что Габриэлю не хотелось уезжать.
Но Лиззи знала Габриэля куда лучше, чем его сестра Она не сомневалась, что он вновь убегает от нее. И на этот раз она решила ему не препятствовать. Боль в ее сердце постепенно стихала, а вчера ей даже удалось рассмеяться — явный признак улучшения.
Она уже объявила Питеру и Джейн, что уезжает. Вещи были упакованы, и Питеру предстояло отвезти ее в Йорк, где она могла бы пересесть в лондонскую карету. Ну а пока Лиззи хотела попрощаться с лесами, которые стали ей вторым домом и которые она больше никогда не увидит. Который уже покинули монахи-призраки.
Она быстро шла меж деревьев, следуя по знакомой уже дорожке. В последнее время тут все изменилось. Вещи и мебель перевезли из Хернвуд-мейнора в Лондон. Ни леди Дарем, ни близнецы не собирались больше возвращаться в Йоркшир, и Габриэль мог делать с домом все, что ему вздумается.
Он тут же приказал снести его до основания. Половину камней — тех, что были взяты из развалин аббатства, — разбросали по окрестностям. Брат Септимус и брат Павел обрели наконец-то долгожданную свободу.
Лиззи попрощалась с ними в разрушенном нефе старого здания. Приближаться к самой башне она не стала — некоторые вещи Лиззи просто не в силах была сделать.
Наступила пора возвращаться. Она знала это и все же медлила. Никому и в голову не придет отправиться за ней сюда — у всех были свои дела и обязанности. Сняв туфли и чулки, она аккуратно сложила их рядом с дорогой.
Она спугнула кролика, который, увидев ее, юркнул в кусты. Зло ушло из леса, и его обитатели стали возвращаться в родной лес.
Земля под босыми ногами Лиззи была по-весеннему теплой. Всю оставшуюся жизнь она будет ходить в туфлях и чулках, но только не сейчас. Лиззи направилась в глубь леса, тихонько напевая себе под нос. Она пела о любви вероломной и любви обретенной. В конце концов, это был последний раз, когда она могла станцевать в лесу, ощутить ту магию, которая жила в нем.