Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взяв на себя ответственность за теракт, Шамиль Басаев пригрозил смертью и президенту России («Независимая газета», 18.05.2004).
Сообщая о гибели чеченского лидера, газеты писали: «Теперь очередь Путина делать ход. Но что он может? Фактически ничего» («МК», 11.05.2004).
Взрывы, некогда открывшие Путину дорогу в Кремль после обещания «замочить террористов в сортире», сопровождают все его правление. И если ту или иную катастрофу, теракт или случай гибельного разгильдяйства, вроде затопления подводной лодки K-159, нельзя прямо поставить в вину Путину, то за положение в стране президент, безусловно, несет полноту ответственности.
Путин любит называть себя менеджером. Звучит современно, на западный манер. Однако следует помнить, что если он и менеджер, то не отлаженной европейской корпорации, а разоренной страны, которую, по аналогии с разграбленными землями Древней Руси, уместней именовать Диким полем.
Страна как после Мамая. А между тем власти только и делают, что «улучшают управляемость», «укрепляют вертикаль», а попросту говоря, закручивают гайки. Недавно Госдума наделила дополнительными правами ФСБ. На очереди — закон о полиции.
Наиболее широкие полномочия сосредоточены на вершине властной пирамиды. В 90-е годы оппозиция утверждала, что президент Ельцин обладает властью, которой не имел ни один царь или генсек. Что же ей сказать теперь?
Но она молчит: влияние оппозиционных партий сведено до минимума. Выборный механизм исправно обеспечивает «нужный результат» (см. исследование В. Смирнова «Аферы на выборах». М., 2008). Но и это «баловство» вытесняется из политического обихода: губернаторские выборы отменены (в 2012 году их частично вернули, осложнив процедуру выдвижения кандидатов рядом трудновыполнимых требований), нанятые «сити-менеджеры» все чаще заменяют избранных населением мэров. Фактически полнота власти находится в руках тандема, главенствующая роль в котором до сих пор принадлежит Владимиру Путину. Он раздает поручения не только министрам, но и главам регионов, выступает перед национальной аудиторией по наиболее важным вопросам, его рейтинг опережает рейтинг Д. Медведева.
Путин слывет сторонником жестких методов правления, воплощением «сильной руки». Это представление, или лучше сказать — мифологема, возникло после того, как на заре своей политической карьеры он пообещал «замочить в сортире» кавказских террористов, взорвавших дома в Москве осенью 1999 года.
Показательны результаты первого социологического опроса, зафиксировавшего стремительный рост популярности ВВП. Он был проведен в октябре 1999-го. Респондентам задали 16 вопросов, чтобы выявить, что привлекает их в Путине. Большинство опрошенных не смогли ответить на них. «Дальновидным» его назвали 6 %, «честным, порядочным» — те же 6 %. «Принципиальным» — чуть больше: 9 %. И уж совсем мизерный процент ответивших считал, что «он знает жизнь, понимает нужды простых людей» — 4 %.
Однако по трем пунктам Путин набрал высокие баллы. Привожу по возрастающей: «это человек, который может навести порядок в стране» — 21 %; «поддерживаю его политику в отношении Чечни» — 24 %; «это энергичный, решительный, волевой человек» — 41 % («Мир за неделю», 30.10–06.11.1999).
Одиннадцать лет спустя россияне выделили те же качества Путина. 31 % участников опроса, проведенного летом 2010 года, отметили его «сильный характер» («Независимая газета», 22.07.2010).
Комментировать этот результат можно по-разному. С одной стороны, отсутствует прогресс. За одиннадцать лет и народ мог бы больше узнать о своем лидере, и лидер — о народе. Между тем, понимание «нужд простых людей» и сегодня не входит в число достоинств премьера. С другой — поразительна устойчивость представлений о нем как о сильном человеке.
Как бы то ни было, население ценит в «национальном лидере» именно силу. И судить о его деятельности следует прежде всего исходя из этого критерия.
К слову, как выясняется ныне, явление Путина народу не было спонтанным. Продвижение Владимира Владимировича на высоты политической власти, где ему предстояло привлечь к себе внимание электората, осуществлялось планомерно и определялось данными закрытых опросов общественного мнения.
Об этом в минувшем году рассказал журнал «Коммерсантъ-власть». Еще весной 1999-го года издание заказало сразу двум социологическим службам — ВЦИОМу и «Ромиру» — проведение любопытного исследования: «Респондентам был задан вопрос: за кого из киногероев вы проголосовали бы на президентских выборах? — рассказывает сотрудник журнала. — Наш замысел был прост — раз уж граждане не способны вычленить некие абстрактные президентские качества, то им надо предложить выбрать между героями популярных фильмов, каждый из которых представляет собой цельный художественный образ» («Власть», № 30, 2009). Лидерами голосования стали сотрудники силовых органов — Глеб Жеглов и Штирлиц.
Конечно, с нами обошлись, как с идиотами. Или скажу мягче — как с детьми. По мнению заказчиков опроса, электорат не способен «вычленить президентские качества». Поэтому ему показали «картинки»: ткни пальцем, какая больше нравится.
Признаем: мы дали основания для такого отношения. Люди уже тогда стали отмахиваться от осознанного выбора: «Не грузите!». Я разбирал этот комплекс «усталости от политики» в книге «Возвращение масс» (М., 2010).
Но в данном случае важно не это, а вектор полуосознанных симпатий и ожиданий общества. Он указывал на сотрудников спецслужб.
Замеры общественного мнения проводились за кулисами. Но и широкая аудитория подвергалась своеобразному зондажу. Помните слухи, упорно ходившие в 90-е годы, будто всесильный КГБ специально допустил крушение СССР, чтобы выявить всех врагов государства, после чего чекисты возьмут управление страной в свои руки и покарают предателей?
Еще Иван Бунин в «Окаянных днях» с обостренной писательской интуицией высказал догадку, что слухи распространяются спецслужбами для прощупывания общественного мнения. Скорее всего, и слух о чекистах, которые «вернутся и спасут страну», исходил из того же источника.
Мы еще обсудим вопрос: насколько оправданны надежды общества на Штирлица и его ведомство. А пока зафиксируем: Путина выдвинули в ответ на запрос населения, отчаянно желавшего восстановления порядка.
Надо признать, Владимир Владимирович сумел талантливо войти в роль. Чего стоит его озорная и в то же время точно просчитанная эскапада на встрече с ветеранами разведки в Ясенево: «Группа сотрудников ФСБ, направленная вами в командировку под прикрытием правительства, на первом этапе со своими задачами справляется» (цит. по: «Завтра», № 33, 2009).
Миллионы людей, желавших «пришествия Штирлица», буквально взвыли от восторга: «Вот он!». Полагаю, довольна была и Семья — ближайшее окружение Б. Ельцина выдвинувшее В. Путина во власть. Ставку сделали на находчивого исполнителя.
С годами путинский миф трансформировался, выйдя далеко за рамки чекистской матрицы. К слову сказать, вовремя. Скандал вокруг дела о «Трех китах» и китайской контрабанде перессорил бывших чекистов (см. памятную статью тогдашнего главы ФСКН Виктора Черкесова «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев» — «Коммерсантъ», 09.10.2007). Открывшиеся подробности сильно скомпрометировали Лубянку. Однако основа обновленного образа осталась прежней: сильный человек, способный решить проблемы России.