— Отлично! — закричал Аллэн. — Ей будет оказано всевозможное внимание. Я дам ей кабриолет, запряженный пони, и белую упряжь. Она может править сама, если хочет.

Он написал ответ мисс Мильрой, чтобы успокоить ее, и сделал необходимые распоряжения насчет кабриолета. Через десять минут экипажи для гостей стояли у дверей.

— Теперь, когда мы столько хлопотали для нее, — сказал Аллэн, говоря о гувернантке, когда они выходили из дома, — желал бы я знать, приедет ли она сегодня и увидим ли мы ее на пикнике?

— Это решительно зависит от ее возраста, сэр, — заметил молодой Педгифт, произнося свое мнение со счастливой самоуверенностью, отличавшей его. — Если она стара, она устанет от дороги и останется за холодным цыпленком в коттедже; если она молода, то или я совсем не знаю женщин, или пони в белой упряжи привезут ее на пикник.

Они отправились к коттеджу майора.

Маленькая группа, собравшаяся в гостиной майора Мильроя ждать экипаж из Торп-Эмброза, едва ли могла дать понять ничего не знающему человеку, вошедшему туда, что это общество собралось ехать на пикник. Судя по наружности, все были очень скучны, так что можно было подумать, что это общество собралось на свадьбу.

Даже сама мисс Мильрой, хотя она сознавала, что очень привлекательна в светлом кисейном платье и новой шляпке с перьями, была в эту минуту несколько нахмуренна. Записка Аллэна несколько успокоила ее, что поставленная цель уладить приезд гувернантки с пикником была достигнута, но у нее все еще оставалось сомнение, одобрил ее отец предложенный план, словом, мисс Мильрой не хотела быть уверенной в удовольствии этого дня до тех пор, пока экипаж не увезет ее. Майор, со своей стороны, наряженный для празднества в узкий синий фрак, который он не надевал уже несколько лет, и расстроенный разлукой на целый день со своим старым товарищем и другом — часами, был не в своей стихии. Что касается друзей, приглашенных по просьбе Аллэна, — вдовы (миссис Пентикост) и ее сына (пастора Сэмюэля), молодого человека слабого здоровья, то людей, наименее способных по наружности увеличить веселость дня, трудно было бы найти во всей Англии. Молодой человек, играющий свою роль в обществе, смотря в зеленые очки и слушая с болезненной улыбкой, может быть чудом ума и источником добродетели, но вряд ли годится для пикника. Старая дама, страдающая глухотой и интересующаяся только своим сыном и спрашивающая каждого (по счастью, в редких случаях, когда сын ее раскрывает губы): «Что говорит мой сын?» — заслуживает сострадания по своему недугу и уважения за свою материнскую преданность, но ее не следует, если только это возможно избежать, приглашать на пикник. Однако таковы были пастор Сэмюэль Пентикост и его мать, и за неимением других гостей они были приглашены есть, пить и веселиться на пикнике мистера Армадэля.

Приход Аллэна с его верным последователем Педгифтом-младшим пробудил павший дух общества, собравшегося в коттедже. План, позволявший гувернантке приехать на пикник, если бы она приехала в этот день, успокоил даже майора Мильроя, желавшего оказать всевозможное внимание особе, которая должна была жить у него. Написав необходимую записку, извинительную и пригласительную, самым лучшим своим почерком, мисс Мильрой побежала наверх проститься с матерью и возвратилась с улыбкой на лице и бросая косвенный взгляд на отца, говоривший, что теперь ничто не задерживает их долее. Общество тотчас направилось к калитке сада и там должно было встретиться лицом к лицу со вторым великим затруднением этого дня как шести особам, участвующим в пикнике, разделиться на две коляски, ожидавшие их?

Тут опять Педгифт-младший выказал свою находчивость. Этот высокообразованный молодой человек обладал в высшей степени достоинством, более или менее свойственным всем молодым людям того века, в котором мы живем. Он мог наслаждаться жизнью и не забывать дела. Такой клиент, как торп-эмброзский владелец, редко попадался его отцу, и оказывать особенное, но ненавязчивое внимание Аллэну целый день было делом, которое молодой Педгифт ни разу не терял из виду с начала до конца праздника, выказывая себя в то же время душой пикника. Он понял, какие отношения сложились между мисс Мильрой и Аллэном, с первого взгляда и тотчас, чтобы услужить своему клиенту в этом отношении, предложил (так как он знал местность) показывать дорогу первой коляске и просил майора Мильроя и пастора сделать честь ехать вместе с ним.

— Мы проедем очень интересное место для военного, сэр, :

— обратился молодой Педгифт к майору со своей счастливой самоуверенностью, — остатки римского лагеря. Отец мой, сэр, — продолжал этот многообещающий юрист, обращаясь к пастору, — поручил мне спросить ваше мнение насчет здания новой детской школы. Будьте так добры, скажите ваше мнение, когда мы проедем мимо.

Он отворил дверцу коляски и помог майору и пастору сесть, прежде чем они успели возразить. Достигнут необходимый результат: Аллэн и мисс Мильрой поехали в одном экипаже, имея удобством общество глухой старухи для того, чтобы сдерживать в необходимых границах комплименты сквайра.

Никогда еще Аллэн не наслаждался таким свиданием с мисс Мильрой, как то, которое ему досталось по дороге в Броксли. Милая старушка, рассказав несколько анекдотов о своем сыне, сделала именно то, чего недоставало для совершенного блаженства ее молодым спутникам: она стала слепа на этот случай, не только глуха. Через четверть часа после того, как коляска отъехала от коттеджа майора, бедная старушка, сидя на мягких подушках и убаюкиваемая прекрасным летним воздухом, спокойно заснула. Единственная помеха была в коляске, ехавшей впереди. Не довольствуясь римским лагерем майора и детской школой пастора, Педгифт-младший приподнимался время от времени со своего места и, почтительно окликая задний экипаж, обращал внимание Аллэна пронзительным тенором и в отборных выражениях на интересные предметы на дороге. Единственный способ успокоить его было отвечать, как Аллэн: «Да, прекрасно». Затем молодой Педгифт опять исчезал в глубине передней коляски и брался за римлян и детей там, где оставил их.

Местоположение, по которому ехало общество, заслуживало гораздо больше внимания, чем получало от Аллэна и его друзей. Через час Армадэль со своими гостями проехал к границе уединенной прогулки Мидуинтера и приближался к одному из самых странных и прелестных видов, какие только может предположить природа не только в Норфольке, но и во всей Англии. Мало-помалу местоположение начало изменяться, когда коляска приближалась к отдаленным и уединенным озерам. Полей уже встречалось гораздо меньше; зеленые пастбища с каждой стороны расстилались шире. Кучи сухого тростника и камыша, приготовленные для корзинщиков и кровельщиков, начали встречаться на дороге. Старинные коттеджи с остроконечными кровлями исчезли, а вместо них появились хижины с глиняными стенами. Вместе со старинными церковными колокольнями и ветряными и водяными мельницами, которые до сих пор были единственными предметами, видневшимися над плоской равниной, теперь на всем горизонте кругом виднелась бахрома подрезанных ив, паруса невидимых судов, двигавшихся по невидимой воде. Все странные и изумительные аномалии, представляемые земледельческим округом, отделенным от других округов цепью озер и источников и имеющим сообщения и отправляющим свои произведения по воде, а не по земле, начали являться все чаще и чаще. Сети виднелись на заборах коттеджей, маленькие плоскодонные лодки спокойно лежали между цветов в садах. Работники проходили в сложном костюме, прибрежном и полевом, — в шляпах моряков, в сапогах рыбаков и в блузах пахарей. Низко лежащий уровень воды, запрятанный в таинственное уединение, был еще скрытым лабиринтом. Через минуту экипажи свернули с жесткой большой дороги в маленький извилистый переулок. Колеса катились неслышно по сырой почве. Показался уединенный коттедж с сетями и лодками. Через несколько ярдов последний кусок твердой земли вдруг кончился кромешным заливом и набережной. Еще поворот — и справа и слева широкой водяной полосой, гладкой и блестящей, такой же чистейшей лазурью, как летнее небо над нею, разостлалось первое Норфолькское озеро.