Нива опустилась на четвереньки, чтобы полизать промежность Хаси. Ее смазанные кремом ягодицы колыхались перед его глазами. И вдруг Хаси вспомнил женщину, которая рыдала во время процесса над Кику. Ему хотелось прикоснуться к ее маленьким грудям, торчащим под облегающим платьем. Если бы он вонзил в ее тело ногти, ее кожа покраснела бы. От таких воспоминаний он возбудился, а Нива начала часто дышать. Из ее лона капало желе с примесью сахара. Он понял, что, вероятно, из-за того, что он не оставил на ее коже кровоточащих царапин, его победа над Кику была неполной.

— Я устал, ухожу, и больше на меня не рассчитывайте, — выпалил Мацуяма Юдзи на вторую неделю репетиций и бросил медиатор на пол. Хироси Китами потребовал, чтобы он продолжал репетировать. Но тот вырвал микрофон из гитары, ткнул пальцем в Хаси и заявил:

— Это ты во всем виноват! — после чего выбежал из студии.

Никто и не пытался его задержать. Все, включая Хаси, предвидели, что именно так и кончится. Нива его предупреждала, и Хаси несколько раз пытался изменить свою манеру исполнения, но музыка «Traumerei» с каждым днем становилась все более приглаженной, а группа — все холоднее и бездушнее.

— Ну и что же нам теперь делать?

— Ты же знаешь, что я тебя люблю, — сказал Тору, подергивая струны бас-гитары. — Ты славный парень, классно поешь, не только я, все мы к тебе прекрасно относимся, и нам понятно, чего ты хочешь добиться. Если бы мы не были с тобой согласны, мы не подписали бы контракт. Мне понятно, чего ты хочешь: создать настроение, которое вгонит слушателей в расслабуху, после чего взбудоражить их внезапными выплесками и яростными ритмами, пробудить из полузабытья, и тогда они поймут, что выхода нет, и окажутся перед мрачной, заполненной склизкими, мерзкими червями бездной, подобной которой они никогда не видели и из которой, возможно, нет выхода. Они будут пристально рассматривать этих червей, подавляя в себе омерзение, и те в одно мгновение превратятся в светлые пятна. И тогда слушатели вслед за пятнами спустятся в подводную пещеру и выплывут через нее в изумрудное море. Это ты нам объяснял, мне кажется, я понял твою мысль. Безупречный звук существует только то мгновение, пока он заключен в этом мрачном гроте. Тогда мне кажется, что я понимаю, чего тебе хочется — на мгновение оказаться в этом гроте, потому что музыка исходит оттуда. Она пребывает в глубине грота, твоя музыка завязла там, и ты никак не можешь понять, что нужно делать и как оттуда выбраться. И мы тоже не знаем, как тебе помочь.

— Полная чушь! Высказывайся напрямик! Вся причина в твоей манере пения, — воскликнул Мацуяма, который только что вернулся в студию с лягушкой в руке. Симода скорчил гримасу. Мацуяма поднес лягушку к микрофону Хаси и сдавил ей шею, чтобы она заквакала. — Так уже гораздо лучше! Она их прикончит! Прислушайся, Хаси, у нее голос лучше, чем у тебя!

Из пасти лягушки потекла зеленая слюна. Симода отвернулся и ждал, пока Мацуяма уберет лягушку от микрофона.

— Хаси, я вовсе не считаю, что ты плохо поешь. Ты поешь так, что дух захватывает, ты умеешь создавать необычную атмосферу, но те, кто тебя слушает, оказываются в безвоздушном пространстве, и им начинает казаться, что они спят средь бела дня. Это потому, что они погружаются в обрывки своих давних воспоминаний. Ты первоклассный певец, но ты вторгаешься в умы людей, будоражишь, как наркотик, их нервы, исключительно ради того, чтобы остаться на высоте. Но для того, чтобы удержать слушателей, одного наркотика недостаточно. Нужна бомба, которая в несколько секунд разнесет вызванные тобой грезы. И этой бомбой должен быть только ты. Независимо от того, как громко Симода будет лупить по барабанам, я наяривать на гитаре, а Китами дуть в дудку, твой голос не должен быть слабым, твой голос должен быть воплем, а не младенческим хныканьем.

Закончив свою речь, Мацуяма отворил окно и вышвырнул лягушку.

— Послушай, Хаси, во время выступлений ты не на высоте, но и мы тоже играем не ахти как, и это приводит меня в ярость. Даже если мы разденемся догола, сдерем с себя кожу и срежем все мясо, от тебя ничего не останется, будет только пластиковый каркас. Помните, та певичка, которая вопила, просто заходилась на сцене? Наверное, в детстве мать переносила ее на спине через реку глубокой ночью, а старший брат поскользнулся, и она увидела, как он тонет. Должно быть, он поскользнулся на водорослях и не мог выбраться на поверхность. Когда она сказала об этом матери, из воды торчала только его рука. Но мать была еле жива от усталости и не понимала, что кричит ей дочь, которая видела, как удаляется рука брата по мере того, как они идут вперед. Сестра навсегда запомнила этот крик, он отпечатался в памяти, и когда теперь она поет, это выражается в ее рычании. Я понимаю, что на такое не способен, но ты-то способен произвести такие звуки? Разис ты не вопил, когда тебя заперли в камере хранения?

Хаси вдруг захотелось услышать тот звук, который они с Кику слышали, когда находились в отсеках камеры хранения.

— Дело совсем не в этом, — вторгся Токумару, — ты все усложняешь. Причина довольно простая: у Хаси слишком слащавый голос.

— А что, если я сделаюсь более грубым и менее слащавым? — спросил Хаси, обводя взглядом всех членов группы.

— Ничего у тебя не выйдет, — сказал Симода. — Одна немецкая певица уже пыталась. Она рассчитывала сделать свой голос глухим и хрипловатым и согласилась на операцию голосовых связок. У нее действительно появился великолепный голос, но это продолжалось всего два года. А потом голос вообще пропал, осталось только слабое визжание. Понимаешь, голосовые связки — это наследственное, при помощи тренировки их можно укрепить, но требуются годы, чтобы обрести голос судьи в борьбе сумо или певца из группы «Би Джиз».

— Значит, причиной всему мой голос? — спросил Хаси у Токумару.

Тот убрал аккордеон в футляр, закурил сигарету и покачал головой.

— Дело не только в качестве твоего голоса. Вокальные данные Геббельса, когда он был министром пропаганды в Третьем Рейхе, и Джона Леннона во многом похожи: их голоса завораживали слушателей, словно в них присутствовали отголоски чего-то мистического, содержащие неосознанную молитву или проклятие. Звуки производят колебания воздуха, поэтому меня не удивляет, что это могло приводить в волнение толпу. Но в голосе Хаси не слышится ни молитвы, ни проклятия, в лучшем случае это просто искренний голос, хотя и это не так уж плохо. Лучше уж слушать искреннего певца, чем обманщика. Есть немало таких певцов: Чет Бейкер, Брайан Ферри, Лу Рид, молодежные венские группы. Они не способны заводить публику на стадионах, но это и не нужно. Лично я считаю, что ничего другого и не требуется: они просто нравятся людям, — сказал Токумару Сидзуя и улыбнулся Хаси.

— Возможно, старикам такое и нравится, но молодые жаждут иного, им нужно возбуждение, их не устраивают концерты, напоминающие похороны, — прервал его Мацуяма.

— Хватит, я все понял, — сказал Хаси, поочередно осмотрев всех музыкантов. — Предлагаю на неделю прекратить репетиции. Если и через неделю вас не будет устраивать мой голос, я распускаю группу «Traumerei», заканчиваю карьеру певца и начинаю, как и прежде, заниматься проституцией.