Так вот, Артемьев — из их когорты. Не скажу, что все в их поколении такие. Конечно, не все. Но таких там довольно много. Неукрощенные мечты еще бурлят в их головах сверкающими отсветами, напоминая о Гагарине, ефремовских звездолетах и Стругацком «Хиусе». Именно поэтому Артемьев финансирует Институт биологии старения. Это виртуальный институт, которому не нужны стены. Зачем стены, если всяких разных стен в этом мире понастроена целая уймища? И аппаратура не нужна, ее тоже в мире много. Институт координирует и спонсирует самые разные исследования в области биологии старения в России и за рубежом, полагая, что любое исследование, которое продвигает науку о старении вперед, является вкладом в общечеловеческую копилку знаний. И я, честно говоря, ему даже завидую. Потому что, на мой взгляд, финансировать научные исследования — самый большой кайф (не считая холодного пива в жару).

На одной из координационных тусовок этого института довелось побывать и мне. «Заседание» проходило в Турции, под Даламаном, потому что там обитает директор института. Он не турок, боже упаси, он русский, а живет в Даламане, потому что там тепло и потому что настоящему русскому весь мир — дом. На веранде его арендованной виллы шли весьма интересные разговоры, выжимку из которых я приведу здесь, не расписывая, кто именно что говорил, поскольку это неважно. Важно другое: на планете, где невооруженным глазом наблюдается некое замедление прогресса, я бы даже сказал отупление масс и снижение их интереса к науке, живут, тем не менее, молодые люди, которых остро волнуют вопросы будущего. И которые это будущее организованно обдумывают и, значит, конструируют. Собственно говоря, во все времена деланием будущего занималось абсолютное меньшинство, на котором и лежала ответственность за предстоящее, причем порой весьма отдаленное. Корона финансировала, ученые исследовали, крестьяне пахали.

Я просто опишу человеческий типаж, который наблюдал под Даламаном на этих интеллектуальных посиделках. Собирательный, так сказать, образ. Это молодые длинноволосые люди до сорока лет, с волосами, забранными в пучок, которым порой на английском выразить мысль проще, чем на русском. Спортивные, образованные, компьютерные. Которых интересует не только биология.

Мы все сидим на большой веранде. Конструируем будущее. Вокруг декорациями взмывают зеленые горы, вверху синее небо и крики чаек, чуть ниже веранды бассейн, на бортике которого сидит в позе йога молодой биолог. Он приподнимается на руках и в той же позе падает в воду; под водой разворачивает из йоговской позы, как молекула белка, теряющая четвертичную структуру, и плывет к противоположному бортику. Все это сценическое пространство фонируют крики муэдзина с ближайшей мечети, что создает удивительный контраст в настоящем между прошлым и будущим. И наш напряженный полилог — стальная игла, воткнутая в этот многокрасочный пирог реальности.

— …Задача человечества — выйти в космос, осваивать другие планеты. В ближайшие пятьдесят лет человечество должно освоить ближний космос как среду, а в ближайшие двести — выйти из Солнечной системы. Это нужно, чтобы человечество, как вид, выжило. Мы будем конструировать космические корабли! И мы победим старение! Нет в этом ничего сверхъестественного, это научная задача, которая Должна быть решена. Но, возможно, нам придется пройти Ряд промежуточных этапов. Скажем, этап трансплантологии, когда людям будут просто заменять негодные органы, чтобы продлить жизнь. Уже сейчас современная трансплантология стоит на пороге того, чтобы массово печатать органы, как принтером. Принтеру ведь все равно, чем брызгать и что распылять. Если картриджи зарядить клеточной культурой и напылять ее слой за слоем на определенной трехмерной матрице — а такие эксперименты ставились, — получится орган. Другой вариант — трансгенные животные. Например, специально генетически модифицированные человеческими генами свиньи, органы которой не будут отторгаться человеком. Свинья по массогабаритным характеристикам для этого лучший кандидат.

Я кивнул в сторону голосящего минарета:

— Мусульманам это не понравится.

— Это их проблемы. Захотят жить — внесут поправки в Коран. Вот с евреями в этом смысле проблем не будет: у них все можно, если раввин разрешит. А среди тыщи раввинов найдется пара десятков, которые разрешат подсадить некошерную печень…

…Спешу сообщить читателю, что шутки шутками, а работа над трансгенными свиньями идет уже давно. Еще в 2002 году одна шотландская компания заявила о рождении пяти трансгенных поросят, органы которых, по их мнению, не должны отторгаться человеком. Правда, с тех пор про этих поросят ничего не слышно.

В 2004 году о том же самом заявили австралийцы на международной конференции трансплантологов. Для того чтобы свиные органы не отторгались, нужно удалить у трансгенных свиней шесть генов и решить проблему со свиными ретровирусами, которые могут перебраться из свиного органа к человеку и убить его. Пока что удалось изменить только пять генов, а с вирусами непонятно что делать, оповестили австралийские генетики.

Есть и такая проблема: средняя продолжительность жизни человека — семьдесят лет. А свинья живет десять. Не будет ли свиной орган в человеке стариться по свиному графику?

— Поэтому магистральное направление — выращивание собственных органов из стволовых клеток. Трахею, аорту, мочевой пузырь уже можно вырастить, а у животных даже сердце выращивают. Еще несколько лет — максимум десяток, и технологию выращивания органов из стволовых клеток поставят на поток.

— Но ведь это жутко неудобно — перемонтаж… Менять органы, как запчасти.

— Неудобно. Но умирать-то еще неудобнее. Да, это паллиативный вариант. Но зато существующий уже сегодня! Когда-то не было анестезии, и человеку били по башке дубинкой, чтобы он отключился, а потом резали ногу, и лучшим хирургом считался тот, кто мог отчекрыжить ногу за двадцать секунд. Но оттуда вышла вся современная медицина. Конечно, лучше резать под наркозом, чем с дубинкой, но если нет наркоза, лучше резать, чем давать умирать. Лучше менять запчасти на операционном столе трансплантолога, чем давать умирать.

— Но вы понимаете, что это вызовет коренное переустройство общества, увеличение числа врачей и клиник на порядки, если трансплантология станет такой же необходимой, как стоматология. Значит, у каждого из нас будет по десятку операций.

— Когда-то невозможно было дать каждому по телефону. А сейчас у многих по два. И почти у каждого из тех, кто перевалил за сорок-пятьдесят лет, за плечами операция.

— Это факт, — согласился я. — Без ремонта мы бы столько не прожили. У моих родителей по нескольку операций. Медицинская индустрия ремонтирует людей, как на конвейере. А если считать операцией удаление и ремонт зубов, то операций этих каждый современный человек имеет множество. Но то, что предлагаете вы, увеличит масштабы индустрии на порядки! И врачей понадобиться больше, и цехов по выращиванию донорских органов.

— Я вот был в Индии. Видел местную клинику. Утром приходит врач, снимает замок, поднимает железную решетку и начинает прием. Там у него операционная, рентгеновский кабинет. И со всем он справляется один. Забегает в железный шкаф, делает рентген, в операционной проводит полостные операции. Снаружи все это выглядит, как сущий курятник. И даже в таких условиях спасают людей. А таких «курятников» можно построить где угодно и сколько угодно. Равно как и лабораторий по выращиванию органов.