– А тебе какой бог подсказал этот план, господин? – спросил я, подливая вино в чашу Сигурда. Плыть на ладье было в тысячу раз лучше, чем на утлом, провонявшем рыбой суденышке.

Ярл сдвинул свою чашу с моей, расплескав вино.

– Никакой, сам придумал, – ответил он, обернув лицо к закатному солнцу, окрасившему море в бронзовый цвет.

Мы скупили у грека все до капли вино и почти всю воду: и жажду будет чем утолить, и торговец, продавший весь товар за немалые деньги, наутро отправится на юг пополнять запасы и не расскажет никому в Миклагарде об отряде язычников на Элее. Конечно, он мог поведать о нас кому-то по пути, а те – привезти новость в Великий Град, но Сигурд через Эгфрита попросил торговца, чтоб тот на обратном пути вновь заглянул на Элею, – кто знает, может, нас опять замучает жажда. Стремящиеся разбогатеть торговцы обычно не сообщают другим, где искать хороших покупателей. И вообще, у нас были куда более важные заботы; о них-то Сигурд и поведал, когда все собрались у затухающего костра, на котором только что приготовили еду.

Когда мы вернулись в лагерь, нас уже ждали на берегу и сразу же забросали вопросами – все жаждали новостей больше, чем вина. Всем хотелось знать, правда ли, что дома в Миклагарде из золота, и сколько там богатых Христовых церквей, где есть чем поживиться. Еще им не терпелось услышать, какие в Великом Граде женщины и за сколько серебряных монет можно покувыркаться со смазливой шлюхой. Поначалу Свейн еще дулся из-за того, что его оставили на острове, но, когда Флоки Черный дошел до рассказа о заварушке в церкви, начал довольно скалиться, как Грендель, глодающий человечью ногу.

Амфоры становились все легче, а рассказы – все цветистее, «красных плащей» было уже двадцать, а подмости, с которых я свалился, стали высотой с дуб. Отец Эгфрит не просто ударил, а даже убил двоих, когда мы убегали из церкви. Слыша это, некоторые с подозрением щурились и скребли подбородки, но на всех остальных история явно произвела впечатление. Упиваясь видом изумленных лиц товарищей в лучах закатного солнца, которое медленно погружалось в воды западного моря, мы и сами будто заново видели чудеса Великого Града. Особенно всем понравилась моя хитрость со статуей матери Христа и кровавыми слезами. Воины одобрительно кивали, говоря, что это самое подлое коварство, о котором они когда-либо слыхивали.

Терпение Вардана, сидевшего со своими людьми, истощилось, и он потребовал рассказать о Ставракосе, однако Сигурд возразил, что торопить сказителя – все равно что начинать сагу с конца. Грек зыркнул на ярла и после не сводил с него своих хищных глаз, а челюсть его под черной бородой ходила ходуном от злости, но когда, намеренно затянув повествование, Сигурд наконец объявил, что Ставракий в надежном месте, Вардан и Никифор важно кивнули, а император отошел в сторонку и, преклонив колени, возблагодарил своего бога.

– Пусть бы Сигурда благодарили, – проворчал Пенда, и я не мог с ним не согласиться.

Закончив плести вязь саги, достойной скальда, Сигурд перешел к суровой правде, которая отрезвила братство не хуже прогулки по лесу в пургу. В город нельзя проникнуть незамеченными, не говоря уж о том, чтобы пронести с собой кольчуги и оружие. Даже если нам удастся пройти мимо дромонов и незаметно высадиться на берег, как преодолеть городские стены? Можно взять ворота боем, но тогда сбегутся все солдаты, а их, по словам Вардана, в городе тысячи. Ворота закроют, мы окажемся в ловушке и погибнем. Если же каким-то чудом мы прорвемся в город и доберемся до дворца, дромоны сожгут наши корабли и пришлют еще войско на подмогу своим.

– Сокровищ в Миклагарде столько, что и представить нельзя, – сказал Сигурд, отчего в свете костра засверкали ухмылки. – Его жители не боятся богатеть, зная, что никто не придет к ним грабить и убивать. Думаю, что даже королю Карлу со всеми его франками не под силу захватить город.

И снова зубы оскалились в ухмылках, послышалось хмыканье и ворчанье.

– Ты поведал о том, как в город войти нельзя, – пробормотал датчанин Бейнир, – так скажи же теперь, как можно!

Слова его были встречены бурным одобрением тех, кто давно знал Сигурда, а значит, был уверен, что тот высиживает план, как наседка – цыплят.

Однако на этот раз плана не оказалось. Сигурд ответил Бейниру, что ему надо еще подумать. От этих слов настроение у всех окончательно упало, как бедняга Туфи, утянутый на дно огромным крестом, а я подумал о том, как же тяжела гривна ярла. Воины присягали ярлу, чтобы он привел их к славе и богатству, а и то и другое без надобности, если ты покойник.

– А ты что скажешь, Храфн Рефр? – обратился Бейнир ко мне.

«Храфн Рефр» означало одновременно «ворона» и «лиса» – в братстве меня все больше уважали за находчивость. Но мне, как и остальным, казалось, что в голове Сигурда зреет какой-то хитрый план – зря, что ли, он до сих пор сидит в дурацкой шляпе.

– Арсабер живет во дворце Буколеон, – произнес я, – так близко к воде, что, наверное, из окон весла торчат. Можно было бы налететь, как ястребы, и всех перебить. – Но даже говоря это, я понимал, что затея неудачная.

Сигурд покачал головой.

– Да я уж и так и сяк крутил, – сказал он, постучав себя двумя пальцами по голове. – Всякий раз нас разбивают… – Ярл насупил брови, торчащие из-под полей шляпы. – Я о том же думал, Ворон, стоя на холме и глядя на дворец. Но в том-то и дело: когда смотришь на Великий Град сверху, кажется, что нет ничего невозможного.

– Богам наша удаль всегда нравилась, – сказал Свейн Рыжий. – Не время в старух превращаться.

Его поддержали одобрительными возгласами, однако негромкими – все знали: раз Сигурд говорит, что не получится, значит, и вправду не получится.

– Ты мудр, ярл Сигурд, что не рискуешь нападать на Буколеон в открытую, – подтвердил Никифор, жестом веля одному из своих людей подбросить еще хвороста в огонь. – Стены возвышаются над водой на шесть человеческих ростов. Если у Арсабера есть сотня воинов, он может сидеть в осаде хоть до Судного дня.

Пламя вспыхнуло, залив багровым светом лица черноглазых греков.

– Порт небольшой, но там стоят три или четыре императорских дромона. Твоим драконам туда не подобраться, – продолжал базилевс.

– Нельзя показываться Арсаберу, – произнес Вардан, уставившись в огонь. – Мы как змея, у которой яду на один укус. Если промахнемся, – лицо его исказила усмешка, – нас уничтожат.

Пенда ткнул меня локтем в ребра, да так, что я пролил вино на штаны. Я обозвал его вонючим козлиным дерьмом и посмотрел туда, куда он смотрит. Лица скрывала темнота, только свет костра гулял по ним то тенями, то отблесками, но я углядел то, что Пенда хотел мне показать: на губах Сигурда плясала улыбка, словно мелкая рыбешка на крючке.

– Никифор, – сказал ярл, вызвав явное недовольство Вардана: как он смеет обращаться к императору без титула, коих у того, наверное, целая дюжина. – А расскажи-ка мне еще про войну троянцев с греками. – Он снял шляпу, и в красноватом полусвете блеснули его глаза. – Про женщин, битву и полубога Ахиллеса не надо.