— Боже мой, что произошло? Викки, ты заболела? — Он с тревогой смотрел на нее.

— А, Лукас, привет! — Она блаженно улыбнулась ему и едва не упала. — Ты так и провел весь день, как старый ханжа и зануда? А я сегодня сделала много полезного. Я провела небольшой… — она приостановилась и легонько икнула, — …небольшой эксперимент.

Лукас почувствовал тяжелый дух бренди. Он оттолкнул озабоченную служанку, ему уже было ясно, что произошло.

— Я сам побеспокоюсь о миледи. — В голосе его слышались стальные нотки.

— Да, милорд. Побегу на кухню, скажу, чтобы миледи приготовили чай.

— Не надо, — рявкнул Лукас, и его рука обвила талию Виктории.

Он быстро провел ее в дом под тревожными взглядами дворецкого, лакеев и служанок, помог ей подняться по лестнице и уложил в постель. Виктория раскинулась на подушках и снова улыбнулась, сонно глядя на него:

— Лукас, дорогой, постарайся не смотреть на меня так злобно. Почему ты все время сердишься на меня?

— Что ты пила?

Она сосредоточенно нахмурилась:

— Погоди. В основном, кажется, бренди. Я же объясняла тебе, это был эксперимент.

— Подробности ты изложишь позже.

— Господи, ты опять будешь читать мне мораль?

— Боюсь, что да, Викки, — мрачно согласился Лукас. — Я многое способен стерпеть от тебя, дорогая, но не позволю тебе возвращаться домой средь бела дня, накачавшись бренди, это уже переходит всякие границы!

— Лукас, ты меня потом отчитай, ладно? Я что-то неважно себя чувствую. — Виктория повернулась на бок, поспешно нащупывая ночную вазу под кроватью.

Лукас вздохнул и постарался ей помочь. Виктория была права. С нотациями придется подождать.

Суровую проповедь пришлось отложить до утра. Виктория попыталась вовсе избежать ее, провалявшись допоздна в постели, а потом попросив, чтобы чай принесли ей в комнату. Однако в начале десятого горничная зашла к ней предупредить, что Лукас ждет ее в библиотеке ровно в десять.

Виктория прикинула, стоит ли ей уклоняться от неприятного разговора, притворившись, будто она еще не оправилась от тяжких последствий научного эксперимента, однако практичная сторона ее натуры взяла верх.

Лучше уж поскорее покончить с этим, сказала она себе, нехотя выбираясь из постели. Она поморщилась, ощутив легкую боль в глазах и затылке. Хорошо, что хоть желудок успокоился. Когда горничная принесла чай, Виктория выпила подряд несколько чашек — и ей стало немного легче.

Она выбрала самое яркое, золотое с белым утреннее платье и оделась так тщательно, словно собиралась в гости. Потом величественно спустилась по лестнице.

Когда она вошла в библиотеку, Лукас поднялся из-за стола, внимательно всматриваясь в ее лицо.

— Садись, Викки. Должен признать, ты выглядишь не так уж плохо. Поздравляю — у тебя исключительно крепкий организм. Я знаю немало мужчин, которые чувствовали бы себя намного хуже после такого эксперимента, какой ты устроила вчера.

— Наука требует жертв, — с достоинством напомнила ему Виктория, усаживаясь в кресло. — Я горжусь, что смогла внести свой небольшой вклад в труды на благо всего человечества.

— На благо всего человечества? — Губы Лукаса насмешливо скривились. — Значит, вот оно что? Ты заявляешься домой средь бела дня пьянешенькая и утверждаешь, что это был научный эксперимент?

— В моей жизни были и более рискованные эксперименты, — многозначительно напомнила ему Виктория. — Чего, к примеру, стоит тот факт, что я вышла замуж за человека, который даже не разрешает мне пользоваться моим состоянием по моему собственному усмотрению. А все потому, что я решилась на эксперимент.

Лукас сурово сжал губы.

— Хватит с меня этих упреков, Викки. Речь идет только о том, как ты вела себя вчера. Объясни мне, чем вы занимались у викария?

— Мы пробовали медицинские настойки, чтобы проверить их действие, — ответила Виктория, вновь вздергивая подбородок. «Пусть попробует придраться к столь разумному чисто научному занятию», — негодующе думала она.

— И в состав всех настоек входит бренди?

— Нет, разумеется, нет. Одни травы разводятся элем, во многие надо добавить шерри или кларет. Мы ведь еще не знаем, какие спирты лучше сочетаются с медицинскими отварами, — в этом вся проблема.

— Господи Боже! Сколько же бокалов ты выпила в ходе этого… этого эксперимента?

Виктория сжала ладонями виски. Головная боль все сильнее давала о себе знать.

— Точно не помню, но, думаю, доктор Торнби отметил все в своих записях.

— Викарий и его жена тоже участвовали в… исследованиях?

— Боюсь, миссис Ворт очень скоро заснула, — с сожалением призналась Виктория, — а викарий принял слишком большую дозу из одного стакана, после этого он отошел в угол, сел там и неподвижно смотрел в стену до самого конца.

— Я боюсь даже думать, что за настойки ты отведала.

Лицо Виктории тут же просветлело.

— Не беспокойся, Лукас, я пила только бренди. По мне сверяли состояние остальных участников эксперимента. Это очень важное условие, чтобы установить действие каждой из настоек.

Лукас тихо выругался и замолчал. Тиканье напольных часов громко раздавалось в комнате. Виктория беспокойно пошевелилась.

— Кажется, мне придется предписать вам еще одно правило, мадам, — произнес наконец Лукас.

— Этого я и боялась. — Она хотела биться за свои права, но у нее слишком болела голова. Не было ни сил, ни вдохновения на очередную ссору. Все, чего она хотела, — вернуться в комнату и упасть на постель.

Лукас не обратил внимания на кислое выражение ее лица, однако, объясняя ей новое правило, неожиданно смягчил голос:

— Тебе придется спрашивать моего согласия, прежде чем принять участие в очередном научном эксперименте. Ты поняла меня, дорогая?

— Вы, как всегда, объясняетесь удивительно ясно, милорд. — Виктория поднялась, и подбородок ее вновь заносчиво задрался кверху. — И какое удовольствие женщины находят в браке? Ни приключений, ни научных экспериментов, ни даже права распоряжаться собственными деньгами! Удивляюсь, как это, оказавшись замужем, они не умирают от скуки в первый же год после свадьбы.

Неверными шагами она направилась к двери и вышла из комнаты.

Ночью Лукас лежал в постели без сна и смотрел в окно на луну. Из комнаты Виктории не доносилось ни звука с того момента, как час назад что-то тяжелое проехало по полу и придавило изнутри дверь, соединявшую две спальни.

Лукас с досадой прислушивался, пока Виктория возводила свою баррикаду. Больше всего его огорчало то, что она сама, двигает такую тяжелую мебель. Поручила бы лучше кому-нибудь из слуг. С другой стороны, конечно, неловко просить лакея или горничную помогать ей в домашней войне.