— Да, я уже открыл. Книги пишу, рассказы. И между прочим, я довольно известный писатель.

— Наверное… Вы сейчас меня можете прогнать, как сраного кота. Только я вот что скажу. То, что Матвей учудил, — его дела. Вы ему такого не говорили, чтобы мочить всех. Иначе на него так круто не наехали бы. Это я точно говорю.

— Ну уж я точно такого не говорил, — ответил Пашков с легким смешком, который дался ему с трудом.

— Вот и я говорю, — сказал Злоткин, не обращая внимания на иронию. — Без вас он — как кутенок. Помахал кулаками, и его завалили. Вчистую зачистили. Короче. Вас будут искать. Хоть менты, хоть черные… Бабки большие, и просто так они не отступятся. Охрана вам нужна будет. И кое-кого придется зачистить. Ну чтобы наездов больше не было. Лучше меня вам сейчас не найти.

— Хорошо, — решительно сказал Пашков. — Допустим. Но ты учти — только допустим. — Он перешел на «ты». — Если у меня есть такие большие деньги и я действительно собираюсь открыть свой бизнес, хотя логичнее и разумнее мне просто свалить за кордон, и мне действительно нужна охрана, то, скорее всего, мне проще нанять какое-нибудь детективное агентство.

— Может быть. Но я хочу работать с вами. А вас все равно найдут. Черные или менты.

— Ну-ну. Не надо мне угрожать.

— Не буду. Только правду скажу. Была у меня мысль наехать на вас.

— Это серьезно.

— Я как подумал? Матвей хапнул, и все вроде нормально. А потом его замочили. Я хочу пожить. Жениться. Отдыхать ездить хоть в Америку, хоть… я не знаю куда. Одеваться хорошо. Есть вкусно. Вы знаете, что я ел до армии? Картошку и мясо по праздникам. Огурцы всякие и помидоры. А самое большое развлечение — кому-нибудь морду набить около кафэшки.

— А что? В этом даже что-то есть. Простая жизнь, здоровая пища, много свежего воздуха — и никакой стрельбы.

— Смеетесь… Значит, я вас не убедил и вы не хотите со мной работать. Думаете в тени удастся отсидеться?

Честно говоря, именно на это Пашков и рассчитывал. Но вполне может быть, что этот парень прав и нужно принимать его предложение. Или не его. К тому же он слишком много знает.

— И много таких догадливых, как ты?

— Вы про то, что вы… Нет, я один. По крайней мере, я ни с кем не делился.

— И это правильно, — решительно сказал Пашков. — Потому что все, что ты мне тут наговорил, это от начала до конца твои фантазии, и давай об этом твердо договоримся.

— Хорошо, — с готовностью согласился Злоткин. Он почувствовал надежду.

— Вот и славно. Забудь про это, и не стоит о них никому рассказывать. Засмеять не засмеют, а вот коситься будут. Дальше. Ты мне на что-то там такое намекал про ваши с Матвеем дела. Ты, часом, не в розыске?

— Может быть. Но вряд ли им удастся меня найти.

— Ну не зарекайся. Матвей вон тоже хорохорился.

— Да нет, я не к тому. Я тогда под гримом был. Не самым, может быть, качественным, но узнать меня трудно.

— Трудно — это еще не значит «невозможно».

— Это конечно…

— Короче говоря, так. Если хочешь со мной работать — возвращайся в свой… Как ты его назвал? Засранск? Вот туда. И делай себе алиби. Железное. Денег на это жалеть не надо. А с Матвеем ты не встречался… Скажем, год.

— С лета.

— Пусть с лета. Машина его? Нужно от нее избавиться. Да так, что ты к ней как будто вообще отношения не имел. Это — прямо сегодня. А через пару дней вернешься. Хватит тебе двух дней? Или через три. Ты легально будешь устраиваться в Москве. Специальность есть?

— По машинам могу слесарить.

— Вот и отлично. Потом выходи на контакт с Матвеем.

— Как это? — оторопел Злоткин. — Он же мертвый.

— Но ты-то в своем Засранске откуда это знаешь? Ты приехал устраиваться в столице и обратился к своему старому знакомому, который может помочь.

— А может, не надо?

— Надо! Потому что в милиции не дураки сидят и уже сейчас прорабатывают связи Соснина. Если уже этого не сделали. И ты в каком-нибудь списке обязательно есть, так что рано или поздно на тебя выйдут. Или ты хочешь всю жизнь или по крайней мере лет десять жить нелегально?

— Не хочу.

— Тогда делай, как я тебе говорю. Если, конечно, у тебя не пропало желание со мной работать. Я, знаешь ли, тоже хочу спать спокойно. Но вполне возможно, что тебе придется попотеть. Разок-другой сходить на допросы или еще что-то в этом роде. Не думаю, что к тебе будут сильно приставать. Банда разгромлена, главарь уничтожен, второстепенные члены ушли в тень, и можно выпить стопку за победу и сверлить дырочку для ордена.

— Все понял. Сделаю, как вы сказали.

— Вот и славно. А так сказать, познакомимся мы с тобой на похоронах.

Вечером во время ужина Пашков сделал так, что снова оказался за одним столом со Львом Яковлевичем. Для этого он просто пришел пораньше и кивнул ему, когда тот вошел в зал. Ободренный этим знаком внимания бизнесмен подсел и, не теряя времени, продолжил прерванный днем разговор. Большего от него и не требовалось. Пашков громко вспылил, привлекая внимание немногочисленных отдыхающих, резко встал из-за стола, демонстративно не доев ужин, и вышел вон. Повод для отъезда был налицо, и многие при необходимости могли это засвидетельствовать. Наутро Пашков покинул ставший негостеприимным дом отдыха, попрощавшись со случайно встреченной на улице Улейкиной, которая, оказывается, по утрам делает пробежки.

Народу было немного — человек пятнадцать. Кроме жены Матвея, Пашков тут никого не знал и потому держался особняком, не вступая в короткие разговоры. Да кладбище совсем не то место, где хочется много говорить, и за исключением записных и часто подвыпивших ораторов люди тут предпочитают помалкивать. К тому же и сами обстоятельства смерти не способствовали славословию. А кроме того, Пашков заметил как минимум двух людей, не участвовавших в траурной церемонии, но явно ею интересующихся, хотя они и старались не демонстрировать этого интереса. Один, мужчина лет тридцати в кожаной куртке на меху, держался подальше и делал вид, что обхаживает какую-то могилу. Только что там делать-то зимой? Снег раскидывать? Обычно люди подобные хлопоты оставляют на более теплое время года, хотя исключения бывают, конечно, всякие. Но в данном случае выглядело это довольно ненатурально. Второй, темноволосый, держался ближе, свободно перемещался вокруг скорбной группы провожающих в последний путь и разглядывал лица, не то выискивая кого-то, не то запоминая. Некоторые из присутствующих мужчин уже недовольно посматривали в его сторону.

Сначала Пашков подумал, что эти двое вместе, но потом понял — нет. Тот, первый, тоже с интересом посматривал на настырного коллегу или, наоборот, конкурента.

Присутствующие чувствовали себя довольно неловко. Кроме жены, а теперь уже вдовы Матвея да еще какой-то немолодой женщины, скорее всего родственницы, которые часто и искренне плакали, остальные присутствующие вели себя сдержанно. Большинство в той или иной степени знали об обстоятельствах гибели Соснина, и двойственное отношение к ним давало себя знать.