в подшипниках вертеться. Он тогда ученику говорил: «Замечательно ответил, на «три».

— Хвалил, значит? — заметил Игнатов.

— У меня, когда я видел любимого Вартана Вартановича, зуд шел по телу, — признался Сурен. — Словно я месяца полтора не мылся.

Истру забеспокоился:

— Надеюсь, до полного нервного расстройства дело не дошло?

— Не дошло. Я вдруг обнаружил, что могу спать с открытыми глазами. И Казарян обнаружил, но только недели через три. Обнаружил, но не понял. Мышление у него ведь было неоригинальное. Говорит: «Вялость у вас, Асирьян, во взгляде и какая-то муть. Вам стоя слушать надо». И начал меня ежедневно ставить возле парты минут на тридцать, пока объяснял урок.

— Кто же выиграл поединок? — Это подал голос сержант Лебедь. Он стоял, опершись рукой о стеллаж, и внимательно слушал рассказ Асирьяна.

— Я научился спать стоя, — гордо заявил Сурен. — Но на этом поединок не кончился. Казарян не человек — барс. Влепил мне двойку за первое полугодие. И тогда… Тогда я сделал такую комбинацию: перешел из дневной школы в вечернюю и женился на его дочери.

— Неужели в отместку?! — изумился Истру.

— Не совсем так… — уклонился от прямого ответа Асирьян. — Казарян в ноги. Говорит: «Слушай, Асирьян, «три» поставлю, отступись только». Я говорю: «Нет!» Он набавляет — «четыре». Я говорю: «Нет!» Он говорит: «Пять» я тебе никогда не поставлю, даже если ты на второй дочке женишься».

Вокруг засмеялись.

Асирьян с невозмутимым видом пожал плечами. И — будто Вартан Вартанович стоял здесь, перед ним в казарме, — серьезно закончил:

— Зачем мне вторая дочка, когда я первую люблю!

— Так бы вы служили, рядовой Асирьян, как рассказываете, — пожелал сержант Лебедь.

— Каждому свое, — ответил за друга Мишка Истру.

— Против этого трудно спорить, — согласился сержант. — Как говорят в Италии, если это и неверно, то все же хорошо придумано.

— А вы были в Италии? — спросил Истру.

— Бывал, — кратко ответил Лебедь. И повернулся, чтобы идти.

Но в эту минуту Игнатов вспомнил:

— Товарищ сержант, командир полка приказал мне явиться к начальнику клуба.

— Пожалуйста. Только не опаздывайте на ужин. Старшина Ерофеенко в таких случаях нервничает.

— Можно мне сопровождать Игнатова? — спросил Петру.

— Зачем?

— Чтобы он не заблудился.

— Занимайтесь самоподготовкой.

С тоской во взгляде проводил друга Мишка Истру до самых дверей казармы. Даже хлястик на шинели поправил…

После обеда прошел дождь. Сырая хмарь заглатывала дорогу, и лес, и листья, и серые лбы валунов, сидевших между деревьями. Небо опиралось на сопки тяжелым свинцовым сводом, темным, неподвижным, мрачным. Звуки шагов, словно придавленные, застывали где-то там, над песком. Игнатову казалось, что идет он по дороге неслышно, но этого не могло быть, потому что ступал он твердо и нелегко. Вспоминалось, жизнь часто сравнивают с дорогой. Дорогой сквозь годы — от края до края. Переносный смысл сравнения понятен. Но есть еще и первоначальный смысл — буквальный. Разве не состоит жизнь из паутины дорог, сплетенной человеком для самого себя? Может, «паутина» и не очень приятное слово, однако верное.

Дорога пересекает другую, другая следующую. Одна привела в детский сад, вторая в школу, четвертая в армию, потому что была третья, которая поводила Игнатова по коридорам института международных отношений и помогла проявить поэтические способности.

Не поступим в дипломаты,

Пошагаем мы в солдаты.

В солдаты так в солдаты… Тоже нужное и полезное дело…

Клуб вырос за поворотом. Здание кирки, а при нем старое-престарое кладбище. Ближние захоронения много лет назад ликвидировали. А дальние… Дальние до сих пор посматривают на выросший вокруг лес холодным гранитным взглядом.

Начальник клуба капитан Сосновский стоял перед деревянными ступеньками, ведущими на крыльцо. В руках капитан держал тяжелый слесарный молоток. Взгляд у капитана, обращенный на высокий, крытый цинком фронтон входа, был тоскливый.

— Товарищ капитан! — доложил Славка. — Рядовой Игнатов согласно приказу командира полка прибыл в ваше распоряжение.

Капитан оторопело улыбнулся. Протянул Игнатову руку.

— Молодец. Ставь лестницу. Транспарантик приколотим.

«Ничего себе транспарантик», — подумал Славка.

На увесистом фанерном щите, прислоненном к мокрому темному крыльцу, крупными красными буквами было написано: «Добро пожаловать!»

6

В редакции журнала майор Игорь Матвеев занимал должность старшего научного сотрудника отдела обучения и воспитания. В его обязанности входила организация и подготовка учебно-методических статей для сержантского состава, которые, как правило, начинались так:

«Командир роты капитан В., готовясь к очередной танко-стрелковой тренировке, разработал ее план. Учебные места в плане были предусмотрены такие (см. схему)».

«Стрелковое отделение под командованием младшего сержанта И. прибыло на бронетранспортере в составе взвода на южные скаты высоты Плоская. Командир взвода объявил тему занятий «Стрелковое отделение в наступательном бою» (см. схему)».

«Стрелковому отделению, которым командует сержант З., предстояло выполнить боевую задачу: уничтожить «противника» на боевой позиции и развить наступление в глубине обороны (см. схему)».

Оканчивались статьи в таком плане:

«Вторая танко-стрелковая тренировка проводилась спустя три дня по этой же схеме, но третье учебное место было другим. На этот раз на учебном месте № 3 отрабатывались следующие вопросы: установка уровня и придание орудию угла возвышения, придание орудию заданного по угломеру направления. На отработку этих вопросов отводилось тридцать минут».

«Аналогичные занятия в это время проходили и в других отделениях взвода. Они действовали как бы на одной линии. Это позволило командиру взвода наблюдать за действиями отделений и обеспечивать их соответствующей мишенной обстановкой и бронетранспортером».

Хотя материалы по его отделу публиковались, несомненно, важные и нужные, отличало их стилевое и речевое однообразие, вялость и даже скука. Именно это послужило причиной скрытого конфликта между старшим научным сотрудником Матвеевым и редактором отдела подполковником Резиновым.

Первый материал, который привез Матвеев из командировки, привел Резинова в состояние крайнего замешательства. Человек по натуре глубоко порядочный, Резинов не счел возможным обратиться к главному редактору полковнику Федорову с сомнениями относительно нового сотрудника отдела. Он раз пятнадцать перечитал материал, провел, можно сказать, бессонную ночь. И наконец решил лично отредактировать материал, памятуя, что задача его как руководителя отдела состоит прежде всего в том, чтобы научить подчиненного работать.

Материал Игоря Матвеева носил приятное, но довольно обычное название «Первая осень». Начинался он маленькой подглавкой, которая называлась

«Голуби на перроне».

«Все они были разные. И характерами, и одеждою. В пиджаках, в плащах, в беретах, они прыгали на влажный от росы перрон, громко смеялись, называли друг друга Петя, Вовка, Костя…

Подтянутые сержанты с дерматиновыми сумками через плечо ходили со списками, спокойствием своим и собранностью олицетворяя армейский порядок. Команды точные, немногословные проносились над перроном. Вскоре шумная толпа молодых парней обрела формы строя.

Они стояли