— Лиска? Он-то здесь при чем?

— Ты же не думаешь, что я поверила его болтовне насчет брата?

Через пять минут пребывания в холле у Малхолланда начало пощипывать в носу от пыли, и он обрадовался, почувствовав вибрацию мобильника.

— Это я. Батарея садится. Мактайернан подался в бега. Очистил свою комнату, унес буквально все. Мне кажется, я знаю, где он. Никуда не уходи, Андерсон уже едет. Скажи ему, чтобы дождался звонка от… — Связь оборвалась.

— Значит, выбора нет, надо ждать! Господи, за что мне это?!

Когда стрелка часов перевалила за два, Костелло остановила машину и выпила воды из бутылки, наслаждаясь тишиной. Погода прояснилась, выглянуло солнце, но порывы холодного ветра напоминали о том, что зима не за горами. Остров Эйлса-Крейг на акварельно-голубой глади моря напоминал круглый чехольчик на чайник. За ним лежала Ирландия.

Она помнила эту дорогу с детства, и ее странную особенность: если перевести рычаг передачи на нейтралку и выключить двигатель, то машина начнет двигаться вверх по холму сама по себе. Знающие люди утверждали, что это было связано с особенностями рельефа и оптическим обманом, поскольку на самом деле дорога на этом участке шла вниз. Но Костелло нравилось думать, что машину тянет вверх неведомая сила. Она заглушила мотор и осторожно сняла ручной тормоз: ее «тойота» сначала незаметно, но потом все более уверенно двинулась. Костелло нажала на тормоз и улыбнулась: вот материальное доказательство, что мир сошел с ума.

Остановив машину, она достала карту. Агент по недвижимости сообщил много полезного. Мистер Лейдло угостил ее чаем и сказал, что ничего не знает о покупателях этих двух домов. Но он много знал о том, кто не купил. Он показал на карте, где располагались эти два дешевых коттеджа, и вспомнил, что ему даже пришлось поехать в Эр, чтобы получить подпись покупательницы, поскольку она отказывалась покидать свою квартиру.

Костелло взглянула на залив, лежавший внизу. Коттеджи и ответы были там. Если бы она захотела ото всех спрятаться, то более красивого места было не найти.

Она проехала до следующей придорожной площадки, от которой к морю спускалась узкая дорога, и еще раз сверилась с картой: отсюда до моря было ближе всего, хотя и не меньше километра. Она двинулась дальше, притормозив у стенда с акварелями, выставленными на продажу. На них были изображены замок и лежавшее под ним море.

Слева отливал золотом Калзинский замок, холмы за ним казались пурпурными, постепенно окрашиваясь в лиловый цвет. От красоты пейзажа захватывало дух, и Костелло захотелось вобрать в себя все богатство этих красок. Шотландия, расцвеченная осенью, была прекрасна.

Увидев, что дорога уходит вверх, Костелло поняла, что проехала слишком далеко. Она развернулась на ровном участке и направилась обратно к стенду. Наверняка летом покупателей хоть отбавляй: вид был таким красивым, а замок находился совсем рядом. Но теперь стоял октябрь, и уже похолодало. Кто сейчас будет покупать?

И никаких налогов. И можно приплатить водителям туристических автобусов, которые постоянно ездили по этой дороге. Замок наверняка был достопримечательностью всех туров по Западному побережью.

Она не сомневалась, что те, кто приезжает сюда, чтобы заняться живописью, знают все дома, располагавшиеся в округе. Они ведь рисовали местные пейзажи. Она подошла к столику, за которым на складном стуле сидела пожилая женщина в вязаной шапочке и с пледом на ногах и читала журнал. За кипой акварелей на столе стояла красная фляжка, раскрашенная под шотландку. В это время года она была явно не лишней.

— Здравствуйте, милая, — сказала женщина, отрываясь от чтения и глядя на нее сквозь стекла очков в тонкой металлической оправе. Волоски на ее родинке шевелились.

Костелло почувствовала прилив адреналина.

— Какие красивые акварели!

Женщина кивнула.

Костелло протянула ей свое удостоверение.

— Я ищу Шона Мактайернана.

— Ясно. — Она была хороша. Недружелюбный взгляд маленьких бусинок из-под очков, и холодный расчет, что именно можно сказать. Единственным проявлением беспокойства было движение пальцев под пледом. — Его часто спрашивают женщины. Обычно помоложе вас.

Костелло сделала пометку: привлечь за незаконную торговлю.

— Вы знаете, где он?

— Нет.

— Он пропустил встречу со своим социальным работником и не ночевал дома, — пояснила она.

— Я знаю, где он живет в Глазго, но раз его там нет, значит, нет.

Костелло не могла спорить с такой железной логикой.

— Вы встречались с ним в кафе «Эштон» на прошлой неделе?

Узкое лицо осталось невозмутимым.

— Кофейня в Глазго? В обед? В субботу? А-а, ну да, жидкий чай, неудобные стулья.

— И вы не имеете представления, где он может быть?

— Откуда мне знать?

— А вы знаете, где находится Труда?

Замешательство. И даже больше — легкая паника?

— Я понятия не имею, где она. Я не видела ее много лет.

— Вы уверены?

— Конечно, уверена. А теперь — до свидания. — Старушка открыла журнал и погрузилась в чтение. Ее реакция была такой же красноречивой, как будто перед носом захлопнули дверь. Мимо проехал серебристый «БМВ», но, притормозив, дал задний ход, заинтересовавшись акварелями. «Макалпину нужно купить Хелене такой же вместо разбитого», — подумала Костелло и села в свою «тойоту», не заметив, как ее проводили взглядами два человека, сидевших в «БМВ».

Малхолланд ждал Андерсона. Он не мог разговаривать с О’Кифом в одиночку.

Ирландец появился с морковным пирогом в одной руке и бумажным стаканом кофе в другой. Увидев Малхолланда, он махнул ему рукой, приветствуя:

— Если бы я знал, что вы ждете, захватил бы еще. — О’Киф водрузил на кофе пирог и свободной рукой отпер дверь, звякнув уже знакомыми ключами.

Малхолланд едва сдержался, чтобы не войти следом и не поговорить с ним самостоятельно, но он слишком дорожил своей карьерой. Он пробормотал, что хотел бы осмотреться, если О’Киф не возражает, и исчез в холле. О’Киф не возражал, тем более что его отвлек зазвонивший в кабинете телефон. Малхолланд вернулся к двери, прислушиваясь. Он понял, что звонил клиент. Им оказался местный доктор, с которым О’Киф разговаривал так, как будто они хорошо знали друг друга. Малхолланд прошел в прачечную — маленькую комнатку, обитую ДСП, которая казалась еще меньше из-за огромной промышленной стиральной машины желтого цвета. Малхолланд поморщился от тяжелого запаха сырой шерсти и дезинфекции. В углу были сложены вещи, которые не удалось продать в благотворительной лавке, и одежда, оставшаяся от покойников. Он подумал, что часть вещей сюда могла принести и Линзи. Вполне возможно. Он открыл маленькую дверь во двор и, наступив на разбитое стекло, взглянул наверх, где было вставлено новое, испачканное грязными потеками. После недавнего ремонта деревянный настил и пилу так и не убрали, а на стене из ракушечника стояла открытая банка кока-колы. Он заглянул в ящик для инструментов. Инструменты были не новыми, но содержались так, как это делал отец Малхолланда: все лезвия были завернуты в дерюгу, чтобы не повредить острие. Перешагивая через ящик, он заметил на его крышке буквы ШМ и, наклонившись, приподнял ее шариковой ручкой. Его глаза остановились на ноже — длинном, увесистом и сверкающем. Малхолланд мысленно поблагодарил свою русскую мать, которая никогда не выпускала его из дома без чистого белого носового платка.