– Прекрасно! – Колядж передал документ Золотистой Вери, и та спрятала его в сейф. – Теперь вы один из нас. Идемте же. Не будем медлить.

Я связался с мантикорой и приказал пеленговать меня каждые пять минут. В случае опасности – действовать осмотрительно. С местными властями не конфликтовать.

Мы двинулись в тайные подвалы «Новых рунархов».

Против всякого ожидания, в подвале было светло, чисто и спокойно. Никаких ужасов революционного подполья. Ни портативного реактора, подзаряжающего пару десятков плазменных винтовок, ни лаборатории по производству биохимического оружия. Ни даже потайной диспетчерской, ведающей передвижениями боевиков по городам Либерти. Организация ещё нетвёрдо стояла на ногах. Террор сводился к мелким пакостям.

Были же в подвале: койка, кераметаллический сейф да стол, скрывающийся в мешанине схем, проводов, кристаллических друз долговременной памяти. Опознать, чем было устройство до того, как его вытряхнули из корпуса, я не смог. Вернее, не мог, пока мне на глаза не попался блок с полустёртым армейским клеймом. Когда-то этот набор хлама был робохирургом. По спине пробежал холодок. Вспомнились россказни о торговцах внутренними органами. Кто знает местные законы? Может, зря я лезу на рожон?

Мой взгляд упал на стену. На гвозде висела фуражка – в точности такая, какую я видел на стереографии. С бесцеремонностью логрского туриста я снял её с гвоздя.

– Откуда это у вас? Нынче таких не носят.

– Это реликвия, – с плохо скрываемой тревогой отозвался Колядж. – Моему дедушке принадлежала.

– Ах, дедушке? Извините за любопытство. Меня всегда интересовала национальная одежда.

Эта постоянная тревога начинает надоедать. За стеной кого-то прячут. Показалось мне или нет, но я слышал скулёж – словно выла собака.

– Ничего, ничего. Садитесь сюда. Сейчас мы вас проверим.

– Вы знаете, – я облизнул губы, – садиться я не буду. Очень мне этот ваш аппарат не нравится.

Я подошёл к двери и вытянул ключ из замка.

– Что вы себе позволяете? – взвизгнула Золотистая Вери. Она бросилась ко мне, но споткнулась и ушибла палец.

Колядж дёрнулся к сейфу. Ему я не дал ни одного шанса. Тебя братья Без Ножен обучали? Тогда не позорь учителей.

Колядж скорчился на полу, жалобно подвывая. Я потянул дверцу сейфа. На полке лежал вихревик.

Вот так так! А «Новые рунархи» не так-то просты.

– Рунархским оружием тоже интересуетесь? Культура, национальные традиции… Интересно. Руки вверх и лицом к стене.

Я обшарил всех троих: Коляджа, Джиттолю и Золотистую Вери. У девчонки нашёлся парализатор. Странно, что она не стреляла. Растерялась, наверное.

Спрятав парализатор в карман, я подтащил стул к выходу и уселся так, чтобы видеть лестницу.

– Я ищу одного человека, – буднично объявил я. – Вот он, – достал стереографию, показал. – Всё говорит за то, что он связан с вашей организацией.

– Это Альбертик, – жалобно пискнула Золотистая Вери. – Но он не наш, он от этих…

– От кого «этих»?

Девчонка молчала.

– Не хочешь говорить? Ладно. – Я повёл стволом вихревика. – Сейчас я прострелю тебе руку. Самым краешком. Эта рана не смертельна, не думай. Отдать жизнь за идеалы рунархии слишком просто. А лечить эту рану придётся сразу, или на всю жизнь останешься калекой.

Колядж завозился:

– Это вы зря, господин Ахадов. Давите, грозите… Если вы частным порядком – лучше в наши дела не соваться. Съедят.

Я нажал на спуск. По стене пошли ветвистые трещины. Вскрикнула Золотистая Вери.

– Пока мимо, – успокоил я. – Выдайте мне человека со стереографии, и я уйду. Мне от вас ничего не нужно. Только этот парень.

От лица Джиттоли отхлынула кровь. Золотистая Вери сползла по стене, привалилась спиной. Её коло-тило:.

– Идиот… Идиот, какой же вы идиот! Это же люди из…

На лестнице застучали каблучки.

– Здесь, здесь, господин цензор, – послышался голос Строптивой Кат-Терины. – Знакомится с бытом организации.

– Очень хорошо, – ответил голос Бориса. Тень цензора накрыла порог. – Эге, да у вас тут интересные дела творятся. Как дела, Андрей? Нашёл первого?

– Что?

Броситься на цензора я не успел. Перед глазами поплыли оранжевые пятна. В ушах зазвенело. По телу пошла противная расслабляющая волна, и я рухнул на пол. Последнее, что я ощутил, – запах мочи.

Меня обезвредили выстрелом из парализатора.

Возвращалось сознание в обратном порядке. Сперва вонь. Нет, не так. Сперва вернулся страх. Даже не страх – изматывающая гаденькая тревога, та, которую я почувствовал у стен офиса. Словно я устал беспокоиться, заснул, а когда проснулся, беды вновь подкрались ко мне.

Я валялся в металлическом помещении с круглыми углами. Противоположную стену украшал грубый барельеф, изображавший Суд. Некоторое время я тупо таращился в синеву переборок, пытаясь понять, что это означает.

Металлические стены. Скруглённые углы. Заклёпки. Где-то я это видел.

Только в одном из миров Второго Неба используют этот дизайн. На Лионессе. А едва заметная, почти на пределе чувствительности дрожь пола означает, что я на корабле. Скорее всего, на бригантине: корабли более крупных классов лучше оборудованы. Вибрации на них не почувствуешь.

Где-то рядом слышались сдавленные всхлипывания.

– Господи… господи… господи… – бормотал невидимка. Затихал ненадолго, и вновь: – Господи… господи… господи…

Бормотание раздражало. Оно, да ещё волны тревоги – густой, удушающей – такой, что я не мог сосредоточиться.

– Заткнись, – рявкнул я. – Кто ты такой?

Ответа не последовало. Впрочем, я и сам догадался:

– Ну, здравствуй, Альберт. Рад тебя встретить.

– Зачем вы меня преследуете?! Что вам от меня нужно?

– Зачем? – Мутная жижа под крышкой черепа качнулась, грозя выплеснуться. Я сел и схватился за голову. Тысячи крохотных иголочек впились в тело. – Зачем?..

– Ненавижу! – вдруг заорал парень. – Всю вашу лионесскую сволочь! За что вы меня мучаете?

Паралич проходил с трудом. От боли хотелось выть.

– Ненавидь потише, пожалуйста, – попросил я. – Ох, головушка моя…

Я снова попытался встать. Движения мои напоминали барахтанье таракана, попавшего в сгущёнку. Стараясь лишний раз не вертеть головой, я ощупал себя. Так и есть. Пока лежал в оторопи, меня переодели. Конечно же, в «кодлянку»,[4]но и на том спасибо. В момент попадания из парализатора сфинктеры расслабляются и становится очень грязно.