– Нет. Родители всегда выдавали мне достаточно денег на карманные расходы.

– Мм… – Он побарабанил рукой по колену. – Насколько я понимаю, у тебя непростые отношения с отцом, да?

– Фрэнсис мне не родной отец.

– Я в курсе. И мне также известно, что несколько недель назад ты ушла из дома. Крайне прискорбная ситуация. Крайне прискорбная. Тебе, должно быть, очень одиноко.

У нее внезапно запершило в горле, и на секунду ей показалось, будто мистер Гарсайд полез в карман пиджака за носовым платком, но это оказался не платок, а телефон. Телефон Питера. Мистер Гарсайд постучал по нему раз, потом еще раз, экран загорелся, она увидела свое фото. И сердце сразу словно остановилось.

Он щелкнул по телефону, увеличив изображение. Ее щеки залились краской. Он смотрел на фотографию, казалось, целую вечность.

– А ты действительно была очень плохой девочкой, ведь так?

Лили непроизвольно сжала рукой край покрывала. С пылающим лицом она подняла голову и посмотрела на мистера Гарсайда. Он не сводил глаз с фотографии.

– Очень плохой девочкой. – Наконец он перевел на нее масленый взгляд, его голос звучал вкрадчиво. – Пожалуй, в первую очередь нам следует определиться с тем, как ты будешь рассчитываться со мной за телефон и номер в отеле.

– Но… – начала она. – Вы не говорили…

– Ой, да ладно тебе, Лили! Такая прожженная девица, как ты, не может не знать, что в нашей жизни ничего не дается даром. – Он снова посмотрел на изображение на экране. – Похоже, тебе это не впервой… Ты определенно мастер своего дела. – (Лили почувствовала, как завтрак подкатил к горлу.) – Видишь ли, я могу быть тебе очень полезен. Приютить тебя, пока ты не встанешь на ноги, помочь сделать шаг вверх по карьерной лестнице. А взамен попрошу не так уж и много. Quid pro quo[23]– ты ведь знаешь это выражение? Вас в школе наверняка учили латыни, да?

Она резко поднялась с места, потянувшись за рюкзаком. Но мистер Гарсайд схватил ее за руку. И медленно убрал телефон в карман.

– Лили, давай не будем горячиться. Мы же не хотим, чтобы эту маленькую фотографию увидели твои родители, да? Одному Богу известно, что они могут о тебе подумать. – Он небрежно похлопал по покрывалу рядом с собой. – На твоем месте я бы хорошенько обдумал следующий шаг. Ну вот. Почему бы нам не…

Лили резко вскинула руку, освободившись от его липких пальцев. Она распахнула дверь номера, выскочила наружу и, размахивая рюкзаком, стремглав помчалась по коридору.

В Лондоне даже в предрассветные часы вовсю кипит жизнь. Она видела автомобили, нетерпеливо поджимающие на дороге ночные автобусы, такси, петляющие в потоке транспорта, мужчин в деловых костюмах, возвращающихся домой или продолжающих сидеть, не обращая внимания на молчаливых уборщиков, в кабинетах ярко освещенных офисных высоток. Она шла с опущенной головой, волоча за собой рюкзак, иногда забегая перекусить в ночные заведения быстрого питания, где низко надвигала на лоб капюшон и делала вид, будто читает газету, поскольку знала, что всегда найдутся желающие сесть за ее столик и завязать разговор. Брось, крошка, я только пытаюсь быть дружелюбным.

И все это время она прокручивала в голове утренние события. Что не так в ее поведении? Что за флюиды от нее исходят? И что в ней есть такого особенного, отчего все принимают ее за шлюху? Мистер Гарсайд назвал ее прожженной девицей, от этих несправедливых слов нестерпимо хотелось плакать. Она словно съежилась, одержимая ненавистью к нему. Одержимая ненавистью к себе.

Воспользовавшись своей ученической карточкой, она ездила на поездах метро до тех пор, пока атмосфера подземки не сделалась слишком пьяной и лихорадочно нездоровой. Тогда она решила, что наверху будет чуть-чуть безопаснее. Остальное время она шла пешком – по мерцающей неоновыми огнями Пикадилли, вдоль покрытой свинцовой пылью Мэрилебон-роуд, мимо вибрирующих ночных баров Камдена, – широким шагом, с целеустремленным видом, несколько замедляя ход только тогда, когда ноги начинали болеть от безжалостных лондонских тротуаров.

Когда она окончательно выбилась из сил, пришлось попросить об одолжении. Она переночевала у своей подруги Нины, но Нина задавала слишком много вопросов, и было совершенно невыносимо слышать, как та весело болтает внизу с родителями, в то время как Лили, самая одинокая девочка на всем белом свете, в это время отмокает в ванне, чтобы избавиться от въевшейся в волосы грязи. Лили ушла сразу после завтрака, хотя Нинина мама, обратив на нее участливый материнский взор, любезно предложила остаться еще на одну ночь. Две ночи она провела на диване у девушки, с которой в свое время познакомилась в клубе, но та делила квартиру с тремя мужчинами, и Лили не могла позволить себе расслабиться и нормально заснуть, а потому сидела, полностью одетая, обняв себя за коленки, и до зари смотрела телевизор с выключенным звуком. Еще одну ночь она провела в хостеле Армии спасения, слушая, как за перегородкой переругиваются две девицы, и крепко сжимая под одеялом рюкзак. В хостеле сказали, что можно принять душ, но ей не хотелось оставлять рюкзак без присмотра в шкафчике. Она поела бесплатного супа и ушла. Но в основном она просто бродила, тратя при этом последние деньги на дешевый кофе и макмаффины с яйцом. Она утомилась и оголодала настолько, что ей стало трудно соображать и быстро реагировать, когда мужчины из подворотни отпускали в ее адрес скабрезные словечки, а персонал кафе просил не засиживаться за чашкой чая: типа хорошего понемножку, юная леди, посидели и будет.

И все это время она ломала голову над тем, что говорят ее родители и что скажет им мистер Гарсайд насчет той фотографии. Она буквально видела потрясенное лицо матери и то, как Фрэнсис медленно качает головой, словно ничего другого от Лили и не мог ожидать.

Она была такой идиоткой.

Ей следовало украсть телефон.

Ей следовало раздавить его ногой.

А заодно и мистера Гарсайда.

Ей не следовало идти на дурацкую квартиру того парня, и вести себя как форменная дура, и ломать свою дурацкую жизнь. На этом самом месте она обычно начинала плакать, и натягивать капюшон как можно ниже на лоб, и…

– Она – что? – В молчании миссис Трейнор слышалось недоверие и, возможно (хотя, наверное, в последнее время я стала слишком мнительной), осуждение, поскольку я в очередной раз не смогла сохранить то, что ей дорого. – А вы пробовали звонить?

– Она не отвечает на звонки.

– И она даже не пыталась связаться с родителями?

Я закрыла глаза. Я до смерти боялась этого разговора.

– Она проделывала такое и раньше. Миссис Хотон-Миллер уверена, что Лили объявится с минуту на минуту.

Миссис Трейнор переварила полученную информацию:

– Но вы – нет.

– Миссис Трейнор, тут явно что-то не так. Конечно, я не ее мать, и все же… – начала я и внезапно осеклась. – Но, так или иначе, нельзя сидеть сложа руки. Поэтому я собираюсь еще раз прочесать улицы, чтобы найти ее. Я только хотела поставить вас в известность о том, что происходит.