Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один неполный взвод оставался на месте. Другой, с резервом, лейтенант повёл в обход, вверх по склону. Надлежало осмотреться, отрезать медведице путь, поставить меж двух огней…
Жаль, конечно, что в Найт-холле так мало настоящих войск. Настоящих, обстрелянных егерей, всё больше слуги лордов или их же охрана. Этих лейтенант Роджерс искренне презирал. Рожи поперёк себя шире, а пороха и не нюхали. Не мёрзли на перевалах, не привыкали «прикуривать по одному», потому что Rooskies брали прицел по спичечной вспышке почти мгновенно. Не дрались в рукопашных на лесных засеках, когда волей-неволей приходилось отходить, стараясь выманить варваров на открытое место, где сказался бы перевес егерей в ружейном огне.
Вверх, вверх по красным склонам. Лейтенант старательно отгонял все лишние мысли, его дело сейчас – разобраться с медведицей. Откуда она взялась на острове, пусть голову ломают пэры.
Внизу всё тихо. Седую не видно. Чёрт, это лейтенанту решительно не нравилось. Cовсем не нра…
…Внизу кто-то закричал, гневно, надрывно, и сразу же захлопали выстрелы, сливаясь в сплошную дробь.
Цепь развернулась сама, без команды, и ринулась вниз по склону. Седая решила не затягивать игру.
Почему она атаковала? Чего ради?
Лейтенант Роджерс был хорошим лейтенантом. Он выкрикивал команды, перестраивая своих людей, и в то же самое время думал.
Почему медведица ринулась в бой, едва они полезли вверх по склону?!
Ответ напрашивался сам собой. Медведица попросту охраняла что-то, как раз и укрытое где-то неподалёку. Быть может, как раз там, куда они направлялись.
Но об этом потом. Потом!..
Прямо из низких зарослей перед егерями возникла Седая. И на сей раз шкура её утратила изначальную седину.
Егеря не растерялись. Кто успевал – припадал на одно колено, беря прицел, другие отскакивали в стороны, освобождая зверю дорогу. Никакая одиночная пуля, даже в упор, не остановит громадного зверя, не дойдёт до сердца или мозга, спрятанных глубоко под слоями мяса с жиром. Тут нужны были специальные охотничьи винтовки крупного калибра, особые боеприпасы, и егерям оставалось только надеяться на то, что им таки удастся изранить чудовище, заставить его терять силы и кровь.
Нет ничего хуже для охотника, когда даже обычный медведь идёт на него на всех четырёх лапах, «кабаном». Но сейчас громадного седого зверя окружали егеря, и выстрелы покатились частым громом, в упор, когда невозможно промахнуться.
Или, вернее, «невозможно промахнуться» в воображении какого-нибудь знатного лорда, охотника на львов и тигров в тропиках Бхарата.
Седая громада пронеслась мимо егерей со скоростью курьерского поезда. Попал ли кто в неё – неведомо. Словно крепостной таран, Седая врезалась в редкую егерскую цепь, и лейтенант услыхал, как кричат те, кто оказался у неё на пути.
Револьвер в его руке дважды изрыгнул огонь. Лейтенант отлично умел стрелять по движущимся мишеням, не раз брал призы в полку, но сейчас – сейчас Седая просто пробила цепь его егерей и немыслимым образом исчезла среди красноватых валунов и кривых примученных сосенок.
Исчезла и тотчас возникла вновь, спустя ровно те мгновения, за которые егеря успели потерять ориентировку.
До зверя было где-то ярдов семь-восемь, и лейтенант успел выпустить одну за другой три пули. Он знал, что не промахнулся, и он увидел кровь на седой шкуре, теперь её пятнало красным во многих местах.
Лейтенант попытался отпрыгнуть, занять позицию получше, укрыться за валуном, однако поскользнулся и покатился прямо по склону вниз. Над ним раздавались вперемешку хриплый рёв зверя, выстрелы и крики его егерей, смешавшиеся в сплошную какофонию.
Потом он ударился головой обо что-то твёрдое, и мир померк.
* * *
Их было много, они были злы, упрямы и храбры.
Они не разбегались с воплями, они прижимались к земле и камням, прятались в щелях и размывах, осыпая её пулями. И попадали.
Чары отводили пули от неё, да. Но не все, удерживать их, как она умела, целиком и полностью защищать себя Предслава уже не могла, слишком много сил отдано сестре.
И сейчас она металась меж сосен и камней, меж расщелин и трещин, возникая, словно призрак, то тут, то там. И разила.
Разить – то, ради чего жила долгие годы чародейка Предслава Вольховна, младшая Змиевна, боевая волшебница, кого пощадило время, кто простотой мысли прятался от забот и тревог, кому война была всем.
И она уводила, уводила их от Анеи-старшей, сколько могла, оставляя среди камней изломанные бездыханные тела, ловила собой пули, чарами заглушая боль.
Продержаться! Продержаться!..
Но движения её становились всё медленнее, и кровь пятнала камни всё обильнее. Красная кровь на красных камнях.
Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Ещё малую малость…
Удар могучей по-прежнему лапы подбросил не успевшего увернуться егеря в воздух. Карабин грянулся о валуны, приклад разлетелся щепой.
Другой стрелок возник на месте сбитого с ног, рот раскрыт, глаза безумные, оружие пляшет в руках. Предславу резко и сильно толкнуло в грудь, мир помутился. Чары давали сбой, они уже почти не держались.
Она ещё успела толкнуться, успела прыгнуть, успела ощутить чужую кровь, прежде чем в глаза её плеснуло темнотой.
* * *
Егеря замерли. Замерли, не веря собственным глазам.
На алых камнях, разметавшись, раскинув руки, лицом вверх застыла молодая женщина, и солнечно-светлые волосы расплескались вокруг неё, словно вешние воды.
Не было чудовищного зверя, не стало медведицы, оставалась только вот эта красавица, чужая, совершенно чужая, абсолютно и совершенно недоступная, непонятная, внушающая ужас даже сейчас.
Её прикрывал лишь распустившийся плащ роскошных волос. На алебастрово-белой коже ни крови, ни ран – ничего. Только неподвижность да застывший, в небо устремлённый взгляд непреклонных серых глаз.
Кто-то из солдат выдохнул «о боже», кто-то растерянно заморгал. Карабины опускались.
Лейтенанта Роджерса видно нигде не было, и уцелевший в мясорубке сержант хрипло каркнул, чтобы взяли на изготовку, потому что это же варвары, потому что всего можно ждать, – но поперхнулся собственными словами.
– Мы же не знали, – вдруг беспомощно сказал кто-то. – Мы не знали, боже, мы не знали…
Сержанту очень хотелось рявкнуть, что эта ведьма только что убила множество отличных парней, солдат Её Величества, что они защищались, что они…
Однако прикусил язык.
Без команды егеря быстро соорудили носилки. Осторожно, словно боясь разбудить, положили на них Седую. Почему-то это казалось сейчас очень-очень важным, важнее даже собственных убитых и раненых, забота о которых – первейший долг бойца.